Карпатская рапсодия

И бородатый гигант так крепко пожал протянутую ему узкую, холеную руку, что граф вскрикнул.

Бобринский и Дудич рука об руку работали в интересах Жатковича. Они подобрали из числа живущих в Париже украинцев-эмигрантов триста человек бывших царских офицеров, которые присягнули Жатковичу. Из Парижа губернатор Подкарпатской Руси поехал в Прагу. Его гвардия, получив от губернатора на дорогу деньги, отправилась прямо в Ужгород. Жаткович дал им указание войти в контакт с живущим в Ужгороде пресвитерианским миссионером, отцом Гордоном, которого он, Жаткович, правда, лично не знает, но о котором он слышал очень много хорошего.

Самоуверенность Жатковича значительно возросла от сознания, что у него имеется собственная гвардия, состоящая к тому же из бывших царских офицеров, в числе которых несколько баронов, несколько графов и даже один князь. Гигантские небоскребы Нью-Йорка несколько уменьшились в его глазах. И Жаткович подумал, что может позволить себе немного уклониться от инструкций Шмидта.

Пражским журналистам он передал не ту декларацию, которую прочел в Париже. В Праге он разъяснил, что из Подкарпатского края он намерен создать нечто среднее между Соединенными Штатами Америки и старой царской империей — как бы синтез этих двух типов государств.

Когда Жаткович узнал, что это его заявление высмеяла одна из рабочих газет в статье под заглавием «Доллар и водка», он сделал новое заявление, в котором разъяснял, что важнейшей задачей правительства Подкарпатской Руси будет борьба против большевизма, уничтожение большевизма.

Отец Гордон, прочтя это заявление Жатковича, страшно взбесился и швырнул газету на пол. При этом он выругался — и не как американский миссионер, а как венгерский унтер-офицер.

— Этот идиот хочет поймать птицу под барабанный бой!

Вихрь

Жаткович думал провести в Праге только три дня, но оставался там целых десять. В течение этого времени он ежедневно вел переговоры с премьером, требовавшим от него гарантии в том, что он будет управлять Подкарпатским краем согласно инструкциям чехословацкого правительства. Тусар сам не знал, каких именно гарантий требует, а так как Жаткович никаких гарантий давать не хотел, то десятидневные переговоры привели только к двум результатам. Одним из них было заявление правительства, что между Тусаром и Жатковичем по всем вопросам, касающимся Подкарпатского края, достигнуто полное единодушие. Другим результатом переговоров была полученная за два дня до прибытия Жатковича в Ужгород инструкция, в которой Тусар распорядился, чтобы работающие в Подкарпатском крае чехословацкие чиновники не препятствовали Жатковичу в его деятельности. Что же касается поддержки, то этого Тусар от них не требовал.

Заявление Жатковича, в котором он объявлял войну большевизму, имело в Подкарпатском крае огромный эффект.

Первым отозвался на него Каминский, успевший уже познакомиться с некоторыми из присланных Жатковичем из Парижа в Ужгород гвардейцами, а с одним из них — бывшим адъютантом Бобринского, Галичаном, — завязать даже теплую дружбу. «Унгварский Хефер», который по этому случаю надел черный сюртук, разъяснил специально приглашенной в большой зал гостиницы «Корона» публике свою программу: «Подкарпатский край для подкарпатцев».

— Не хочу рядиться в чужие перья, — говорил Каминский. — Этот лозунг выдвинул не я, а наш вождь — Григорий Жаткович.

При произнесении фамилии Жатковича публика встала.

В своей речи «унгварский Хефер» рассказал во всех подробностях биографию губернатора Подкарпатской Руси:

— Григорий Жаткович родился в Подкарпатском крае. Отец его был одним из самых воодушевленных и самых смелых зачинателей борьбы за русинскую свободу, которого выжили из нашей страны евреи. От горя — ведь он вынужден был оставить свою горячо любимую родину — его благородное сердце перестало биться. Маленькому Григорию пришлось собственным трудом содержать себя и свою овдовевшую мать. Ему было всего пять лет, когда он уже с утра до вечера продавал газеты на улицах Нью-Йорка. С десятилетнего возраста он работал на заводе, а по вечерам и ночам учился. Кончил экстерном среднюю школу, потом записался в университет, одним из профессоров которого был Вильсон, — тот самый Вильсон, который является сейчас президентом Америки.

Услышав фамилию Вильсона, публика опять встала. Когда буря аплодисментов улеглась, публика уселась на свои места. Каминский продолжал рассказывать биографию Жатковича:

— Вильсон сразу же заметил, что молодой студент-русин обладает необыкновенными талантами, а после нескольких бесед с ним убедился также и в том, что на этот раз крупный талант сочетается с кристально чистым характером. «Я предсказываю вам, мой любимый ученик, большое будущее», — сказал однажды Вильсон Жатковичу. «Мой любимый учитель! — ответил Жаткович. — Признаюсь, я очень хотел бы стать мудрым и облеченным властью человеком, чтобы быть в состоянии освободить и сделать великой, богатой и счастливой мою страдающую под чужеземным игом родину».