Карпинский

И тебе бы, жене моей Олене, видя мое такое сокрушение, меня не бити и кочергою не замахиваться, а быть здорову. А иного воровства никакого за мною не бывало.

Муж твой Огофон челом бьет».

В 1922 году произошли два важных события, о которых мы вправе сказать, что они оставили заметный след в жизни Александра Петровича, но, как и все единичные события, они тонут в широком потоке жизни, именуемом биографией Карпинского. События эти таковы: 1. Переизбрание на посту президента. 2. Присуждение Парижской академией премии имени Кювье. Последнее событие возвращает нас к временам более ранним, но сначала о первом. Оно вызвано было тем, что истек срок полномочий на президентском посту. В свое время, как читатель помнит, шел спор, избирать ли президента пожизненно или на определенный срок. Решили на пять лет. В двадцать втором году эти пять лет и истекли.

20 мая академики собрались в конференц-зале; предстояло выслушать отчет, посовещаться о кандидатах и опустить бюллетени в урну. Подсчет голосов и оформление документов заняли пять дней, и 25 мая непременный секретарь направил Карпинскому письмо:

«Глубокоуважаемый Александр Петрович!

20 сего мая Вы единогласно избраны Президентом Российской Академии наук сроком на 5 лет, о чем по постановлению Конференции имею честь Вас уведомить.

Примите уверения в совершенном моем уважении и таковой же преданности.

Глубоко Вас уважающий и непременно преданный Ольденбург».

Итак, как видим, деятельность президента, политика академии, постепенная реорганизация ее внутренней структуры и приспособление к новым условиям вызвали единодушное одобрение академиков.

Зачаток же второго события относится к далекому 1906 году.

Однажды Александру Петровичу доставили небольшую посылку — сколько его увлечений начиналось с этого!.. В посылке кусочек известняка. В изломах видны крохотные шарики. На листке бумаги, вложенном в посылку, горный инженер К.В.Марков рассказывал, как он нашел его в Лысьвенском горном округе на Урале и спрашивал: что это? Наивный вопрос! Будто можно на него так вот сразу взять и ответить...

Александру Петровичу было тогда очень некогда. Сам он в предисловии пишет: «Работа велась урывками, в редкие часы досуга, и не считается мною вполне законченной...» Это у него постоянный мотив; вечно он свои монографии начинает или заканчивает извинением: «Я далек от мысли считать, свои выводы окончательными».

Однако вопрос поставлен, нельзя же оставлять в неведении инженера Маркова! Он исхитряется выкраивать ежедневно полчасика, часок, изучает образец. Не составляет труда выяснить, что подобными же органическими остатками занимались русские палеонтологи X.И.Пандер и А.Ф.Фольборт в середине прошлого столетия. Трохилиски... Таково их название. «Маленькие круглые сетчатообразные зернышки».

«Приведенными попутно и совершенно недостаточными характеристиками Пандер и ограничился», — установил Александр Петрович. Что же это — трохилиски? Неизвестно? То есть опять-таки «проблематика»? Ах «проблематика»! А мы ведь так охочи разгадывать «проблематику»! И Александр Петрович погружается в пучину загадочного... Почему, в силу каких особенностей ума Карпинский склонен был задумываться над загадочными, необъяснимыми явлениями природы, почему испытывал удовольствие, ломая голову над их раскрытием? В его времена палеонтологами считалось куда более респектабельным дать обширное описание форм, характерных для какой-нибудь формации или местности, — так работал, например, его друг Фридрих Богданович Шмидт...

В загадке, в тайне, в неожиданности, не укладывающейся в рамки привычных представлений, есть что-то раздражающе-неподвластное, дразнящее и бунтующее, есть что-то как будто перечеркивающее самую суть науки с ее законами, коим все должно подчиняться. Мышление Карпинского — сама ясность, последовательность, основательность, способность организовать свою работу, без чего талантливость низводится или грозит остаться обыкновенной предрасположенностью к занятию чем-либо — или в более высоком смысле — природной одаренностью, и баста. Гений Карпинского — это терпение; мы уже имели случай указать на такую его особенность, припомнив афоризм Бюффона; в данном случае примат трудолюбия над природной одаренностью особенно показателен; вместе с тем это никак не снижает понятия гениальности — ни само по себе, ни в применении к Александру Петровичу. Профессор А.К.Болдырев выразил это так: «И мы все ясно понимаем, что нет и не будет человека, который может полностью заменить А.П.Карпинского, что вместе с ним умерла целая эпоха русской геолого-минералогической науки».