Карский рейд

— Вот промеры... — Щекутьев, придерживая рвущуюся из рук карту, показал отметки: — Восемь с половиной саженей... восемь саженей... восемь с половиной... девять... девять с половиной... семь с половиной... девять... десять... В общем — от семи с половиной саженей до десяти, не больше.

— Значит, в пределах двадцати метров, — пояснил Шестаков Болдыреву. — Само по себе терпимо...

Болдырев поморщился от сильного порыва ветра, принесшего мелкие соленые брызги, тыльной стороной ладони он утер лицо:

— Холодная водичка, однако...

— Ничего, попробуем, — бодро сказал Щекутьев. — Ну как, Николай Павлович, решено?

— Решено— то решено... да неясно — сколько же водолазов потребуется, чтобы все это имело смысл...

— Водолазов, конечно, маловато, — согласился Щекутьев. — Но раз такое дело, подучим быстренько, добровольцы всегда найдутся.

— Условия уж больно тяжелые, — усомнился Шестаков. — Спускаться в легком водолазном костюме придется, а вода — ледяная. У ребят ни опыта, ни привычки...

— Да неужели ради похода не потерпят ребята? — с энтузиазмом возразил Щекутьев. — И не такое совершали, когда надо было. Ну, и... есть у меня еще предложение...

— Да?

— Не зря же мы с вами, Николай Павлович, курс наук морских превзошли! Помните уроки Савельича?... Я лично собираюсь с новичками в паре спускаться.

— Это мысль! — подхватил Шестаков. — И я тоже. Да и другие командиры не откажутся.

Неустроев решительно вступил в разговор:

— Тряхну стариной, как говорится. Я ведь когда— то этим делом занимался всерьез!

— Ну— ну, Константин Петрович, не увлекайтесь, пожалуйста, — охладил его пыл Шестаков. — У вас свои, слишком сложные и ответственные задачи.

Неустроев спросил иронически:

— Боитесь, утону?

— Достаточно, если простудитесь, — улыбнулся Шестаков.

Буксир «Пронзительный» стоял у стенки дальнего заброшенного причала.

На причале было темно, пустынно. По палубе судна медленно прохаживался часовой, покуривал самокрутку. Изредка он подходил к доскам, которые служили буксиру трапом, и задумчиво смотрел на берег.

Где— то вдали виднелись редкие слабые фонари плохо освещенного города.

Моря почти не было видно — тусклая белесая тьма скрывала его, и темно— серые волны угадывались лишь в легком равномерном плеске.

По воде бесшумно скользил большой баркас. Шестеро гребцов тихо и размеренно загребали длинными веслами воду. Еще несколько человек разместились на корме баркаса, среди них был и Чаплицкий.

Неясные силуэты палубных надстроек «Пронзительного»...

За каждой из них стоят вооруженные люди. Напряженные, сосредоточенные лица... На баке, в тени рубки, укрылся Болдырев. Он внимательно, до боли в глазах, вглядывается в белесую дымку, растворившую морскую даль.

Вот показался нос баркаса, вот он Болдыреву уже виден весь — плавно перекатывается на длинной волне. Чекист, остро сощурившись, рассматривает причал — там по— прежнему никого нет.

Болдырев тихо крутанул деревянную трещотку. Раздался характерный скрип: раз, два, три — заранее оговоренный условный знак.

Часовой услышал сигнал и неторопливо побрел по палубе к сходням.

Баркас подошел к буксиру вплотную. Чаплицкий, стоя на корме, примерился и ловко забросил на судно веревочную петлю. Петля точно попала на кнехт, обвила его.

Чаплицкий натянул канат. Один из сидевших в баркасе поднялся, ухватился левой рукой за канат. В правой руке его тускло поблескивал нож. Человек спрятал нож за пазуху, рывком подтянулся на канате.

Чаплицкий подсадил его, и вот диверсант уже на палубе.

Точно так же на буксир забрался еще один человек, а за ним и Чаплицкий.

Все они поползли по— пластунски к той части палубы, где только что расхаживал часовой...

Не обнаружив его на месте, Чаплицкий удивился — интересно, почему часовой, вместо того чтобы оставаться на палубе, спустился по сходням на причал?...

Ему, конечно, было невдомек, что Болдырев, организуя засаду, предвидел: диверсанты в первую очередь постараются бесшумно «снять» часового.

И естественно, жертвовать человеком не хотел.

Но надо было знать и Чаплицкого: он подполз к самому ограждению палубы, достал из— за пазухи длинный десантный нож и, тщательно, хладнокровно прицелившись, метнул его в часового...

...И в то же мгновение раздалась заливистая трель боцманской дудки.

Два мощных прожектора с мачт «Пронзительного» осветили всю палубу, несколько прожекторов скрестили свои лучи на поверхности воды за бортом буксира со стороны моря.

Ослепленные гребцы судорожными неистовыми гребками принялись отгонять баркас от судна, но — тщетно: от соседней стенки отделились три шлюпки с военморами, за короткие секунды окружившими баркас.

Хлесткая пулеметная очередь, другая, винтовочные и револьверные выстрелы, на палубе — мгновенная рукопашная схватка.

И вот один из диверсантов убит на месте, другого скрутили матросы.

И лишь Чаплицкий, упруго бросив через борт свое сухое жилистое тело, каким— то непостижимым сальто— мортале преодолел пространство между судном и причалом, оказался на ногах и тут же нырнул в тень.