Карта и территория (La carte et le territoire)

Когда он вернулся на место преступления, на улице стало прохладнее; у него даже создалось впечатление, что и рой мух поредел. Фербер, положив под голову свернутую куртку вместо подушки, лежал на траве и увлеченно читал «Аурелию», словно его пригласили на пикник. «Этого парня не прошибешь…» – подумал Жаслен, наверное, в двадцатый раз с тех пор, как они познакомились.

– Жандармы уехали? – удивился он.

– Их увезли люди из службы психологической помощи госпиталя Монтаржи.

– Все настолько серьезно?

– Я тоже удивился. В последние годы работа жандарма стала тяжелее, у них теперь не меньше самоубийств, чем у нас; впрочем, надо признать, что и организация психологической помощи шагнула далеко вперед.

– Ты откуда знаешь? Из статистики по самоубийствам?

– Ты никогда не заглядываешь в «Вестник сил правопорядка»?

– Нет. – Он тяжело опустился в траву рядом с коллегой. – Я вообще мало читаю.

Тени начали вытягиваться между липами. К Жаслену вернулась надежда, он почти забыл о физическом присутствии трупа всего в нескольких метрах, но тут у изгороди резко затормозил «пежо-партнер» экспертов-криминалистов. Из него с потрясающей синхронностью движений мгновенно вышли двое мужчин в нелепых белых комбинезонах – ни дать ни взять ликвидаторы в зоне радиоактивного заражения.

Жаслен терпеть не мог выездных специалистов из Службы криминалистической экспертизы за их парные выступления в специально оборудованных тачках, напичканных неведомыми дорогостоящими аппаратами, а также за нескрываемое презрение к иерархии в уголовке. Правда, они вовсе не старались понравиться, напротив, из кожи вон лезли, чтобы как можно больше отличаться от обычных полицейских, на каждом шагу демонстрируя оскорбительную спесь экспертов, столкнувшихся с профаном, еще бы, надо же им как-то оправдывать раздувающиеся из года в год бюджеты. Конечно, их методы невероятно усовершенствовались, теперь они умеют снимать отпечатки пальцев и получать образцы ДНК в самых немыслимых условиях, еще пару лет назад об этом и мечтать не стоило, только они-то тут при чем? Им самим ведь не под силу изобрести или хотя бы улучшить аппаратуру, благодаря которой они добиваются таких результатов, а пользоваться ею может любой дурак, получивший соответствующее техническое образование, лучше уж обучить всем этим премудростям оперативников из уголовки, Жаслен, по крайней мере, придерживался именно такого мнения, постоянно, но пока безуспешно отстаивая его в годовых отчетах начальству. По правде говоря, он и не надеялся, что его услышат, распределение функций в полиции было давно установлено, и он упорствовал скорее для очистки совести.

Фербер, как всегда элегантный и приветливый, встал, чтобы ввести прибывших в курс дела. Те нарочито скупо кивали ему, изображая нетерпение и профессионализм. Фербер вдруг указал им на Жаслена, видимо представляя его как следователя, ведущего дело. Те, молча напялив маски, ничего на это не ответили, даже шага не сделали в его сторону. Жаслен никогда особо не заморачивался с иерархией, не требовал обращения по уставу и знаков почтения, полагавшихся ему по статусу, в этом его нельзя было упрекнуть, но выпендрежная парочка начинала нешуточно действовать ему на нервы. Подчеркнуто тяжелой поступью старого павиана и альфа-самца он, шумно дыша, направился к ним в надежде, что они хотя бы поздороваются, и, не дождавшись, объявил тоном, не терпящим возражений: – Я пойду с вами.

Один из них аж подскочил: ну ясно, они привыкли сами обделывать свои делишки, надолго занимали место происшествия, никому не давая приблизиться к полицейскому ограждению и делая дурацкие записи на мобильных терминалах сбора данных. А что, собственно, они могли ему возразить? Да ничего, ровным счетом. Один из них протянул ему маску. Надев ее, Жаслен внезапно осознал реальность преступления, проникаясь им все больше по мере приближения к дому. Он отстал от них на несколько шагов и со смутным удовлетворением отметил, что оба зомби в ужасе замерли, едва переступив порог. Он нагнал их и непринужденно прошел вперед, испытав все же некоторую неуверенность в дверях гостиной. «Я – живое воплощение закона», – подумал он. Свет начинал меркнуть. Хирургические маски пришлись, как ни странно, очень кстати, запах почти не проникал сквозь них. Жаслен скорее почувствовал, чем услышал, как эксперты позади, набравшись смелости, двинулись вслед за ним к гостиной, но практически сразу застыли как вкопанные. «Я – живое воплощение закона, несовершенного морального закона», – повторял он про себя, словно мантру, пока наконец не решился прямо взглянуть на то, что уже мельком уловил краем глаза.