Карта императрицы

– Ну, может быть, минуты три-четыре, – замялся художник, – впрочем, точно не скажу.

– Значит, из мастерской вы выходили, – констатировал Вирхов. – И алиби у вас нет.

Вирхов отвернулся от художника и осмотрел понурых гостей Романа Закряжного.

– Доктор Коровкин, – обратился он к старому знакомому, – а вы не заметили, сколько времени отсутствовал господин Закряжный?

Смущенный доктор не торопился с ответом. Видите ли, Карл Иваныч, точного времени я не заметил, – наконец начал он. – Однако, признаюсь, и я покидал ненадолго застолье. Подозрение может пасть и на меня. Кроме того...

Клим Кириллович запнулся и покраснел.

– Продолжайте, продолжайте, – поощрил его Вирхов, – мы во всем разберемся. Вы же не были заказчиком покойной?

– Нет, Карл Иваныч, не имел чести, – доктор раздумывал, – но мне кажется, что только присутствовавшие дамы не выходили из комнаты... Да и господин Шебеко все время оставался здесь.

– Так-так, очень интересно. – Карл Иванович испытующе посмотрел на бесстрастное лицо англичанина. – Действительно, чертовски похож на великого государя! Так и мистер Стрейсноу тоже выходил из помещения?

– Ему необходимо было взять фотоаппарат, оставленный в прихожей, – пояснил доктор, – он делал групповой снимок вокруг портрета. – Клим Кириллович чуть улыбнулся, а Брунгильда что-то зашептала мистеру Стрейсноу.

– Да, я видел, – рассеянно ответил следователь. – А вы, вы, уважаемый господин...

Вирхов остановился возле молодого интеллигентного вида чиновника.

– Дмитрий Андреевич Формозов, – мягко подхватил тот, – как уже вам сообщал, служу в управлении Ведомства Императрицы Марии, находящегося в настоящее время под покровительством Вдовствующей Государыни Марии Федоровны.

– Итак, уважаемый Дмитрий Андреевич, покидали ли вы во время застолья мастерскую?

– Выходил на несколько минут, по надобности, – понизив голос, сообщил Формозов.

– И я выходил, – сделал шаг вперед страховой агент. Мятый серый пиджак его топорщился на плечах, а нестерпимо розовый галстук, как нарыв, торчал у кадыка. – Честь имею представиться, Модест Макарович Багулин. Папироску выкурил на лестничной площадке, чтобы дам не смущать да пожара в мастерской ненароком не устроить. Имущество-то ведь и гениальные картины – все не застраховано.

– А, так это ваш окурок мы нашли на лестнице, – сердито сказал Вирхов, с ног до головы оглядывая румяного толстячка. – Значит, еще один подозреваемый. Ну что ж, выпишем всем повестки для снятия подробного допроса. А господин Закряжный как главный подозреваемый будет немедленно арестован.

– А что будет с моей мастерской? – сиплым голосом спросил Закряжный. – С портретами Петра Великого?! Их же надо доставить тем, кто за них заплатил! И Ее Величество Вдовствующая Императрица разгневается! Вон тот портрет нужно установить к ее приезду в Аничковом дворце!

– Мастерскую опечатают, – сурово отчеканил Вирхов.

– А если ее кто-нибудь подожжет?! А если мои работы украдут?! – возопил в отчаянии художник.

– Я готов забрать портрет прямо сейчас, если позволит господин следователь, – раздался приятный баритон Формозова. – Документы на заказ оформлены. Как только следствие убедится в невиновности господина Закряжного – а я в ней уверен, – он получит в нашем ведомстве причитающуюся ему сумму.

После недолгого раздумья Карл Иванович согласился. Следователь объявил собравшимся, что пока они могут быть свободны.

Подавленные женщины начали подниматься, и смятенная группа гостей выдающегося портретиста двадцатого века собралась покинуть помещение, но тут в дверях появился запыхавшийся околоточный.

– Господин Вирхов! – крикнул он с порога. – Происшествие на Мойке! Горит парадный зал Воспитательного дома! Ночной сторож убит!

Карл Иванович замер, решая, стоит ли сейчас же ехать к месту очередного происшествия, или лучше положиться на полицейских дознавателей. Но его размышления прервал истеричный вопль хозяина мастерской:

– Звери! Чудовища! Они убьют меня! В парадном зале Воспитательного дома мой лучший портрет императора! Надо его спасать!

– Молчать! – рявкнул, вздрогнув от неожиданности, Вирхов и, раздувая ноздри, уставился на художника: глаза портретиста бегали, он перебирал ногами, как лошадь, вот-вот готовая сорваться с места. – А что, если этот поджог – лишь средство отвлечь наше внимание от вашего преступления? Может быть, у вас есть сообщник?

– Как вы можете такое говорить? – отпрянул художник. – Каждый мой портрет – художественная ценность!

– А, – махнул рукой Вирхов, – вон их сколько тут, этих ценностей. Одним больше, одним меньше – потеря невелика. А алиби обеспечено!

Глава 5