Карта императрицы

– Я, я буду учиться, папочка, не волнуйся, а то тебе станет плохо с сердцем, – заторопилась Мура, протягивая отцу бумагу с гербовой печатью. – Но если сама Вдовствующая Императрица принимает такое решение и вручает мне патент, разве я могла отказаться?

– Действительно, Николай Николаевич, – подхватила Елизавета Викентьевна, – нельзя противоречить царской воле...

– И потом я могу, пока учусь, сыском не заниматься, – торопилась Мура, – просто найму служащего, он будет сидеть в конторе.

– Но это неприлично! Совершенный нонсенс! – загремел побагровевший профессор. Он вскочил и забегал по гостиной. – Русская девушка – частный детектив! Да еще моя дочь! Я этого не переживу!

– Но в цивилизованных странах давно действуют женщины-сыщики... Например, Гарриет Болтон Рейд в Америке, – робко подала голос его супруга.

– Только не морочьте мне голову, – отмахнулся профессор, – до Америки мне нет дела, я бы посмотрел, что сделал бы со своей дочерью Резерфорд, если бы она подалась в криминальную сферу.

– Дорогой Карл Иваныч, но зачем этот Крачковский убил бедную Аглаю Фомину? – поспешила сменить тему разговора Полина Тихоновна.

– Скорее всего, с целью грабежа, – ответил тот. – Госпожа Бендерецкая невольно навела на Аглаю, болтала, что покойная денежки на приданое скопила. Теперь уж не выяснить, получала ли богатый заказ Аглая.

– Но что же это был за заказ? – Брунгильда провела длинными пальчиками по атласным пунцовым лепесткам роз, сладкий аромат которых наполнял гостиную. – Помнится, Роман Закряжный говорил что-то о пелене с именем Дмитрия Донского.

– Думаю, пелена с Дмитрием Донским – плод буйной фантазии художника. А заказывал Крачковский вышивку на бархатный халат: о нем поляк сам говорил, его видел и Холомков. И без всяких надписей. Одни драконы. Халат был готов за три дня до убийства, предусмотрел все, подлец, для алиби.

– А вам не кажется странным, Карл Иваньгч, что убийца, живший на широкую ногу, позарился на немудреный капитал вышивальщицы? – Мура хотела и не решалась навести следователя на верный след. – Скорее, на него прельстилась бы Бендерецкая. Может быть, он убрал девушку за то, что узнала что-то опасное для него? Может быть, из Екатерингофского дворца?

– Версия любопытная, – согласился Вирхов, – можно проверить. Слава Богу, дворец не сгорел, и можно расспросить Холомкова, хотя этот красавец клянется, что ничего не знал о замыслах и планах Крачковского.

– Извините, дорогой Карл Иваныч, мое любопытство, – приподнялся со стула и снова сел Прынцаев, – но мне помнится, что я в газетах читал о том, что там был обнаружен след босой ноги... Неужели Крачковский ходил босиком в апреле?

– Вы заставляете меня признаться в моей недостаточной проницательности. – Вирхов смущенно глянул на Полину Тихоновну. – С самого начала меня мучила эта загадка – откуда на другой день после преступления возле конюшни, которая примыкает к дому госпожи Бендерецкой, взялся этот след?

Мрачное выражение с лица профессора постепенно исчезало: он заинтересованно слушал следователя.

– Но недаром заходили ко мне господин Фрейберг вместе со своим крысятником-Ватсоном. Потом уж Антон Акимыч мне все и рассказал... Нашел он, голубчик, свидетелей, которые видели, как солидный господин, тучный, длинноногий, заходил воскресным вечером во двор и держал в руках гипсовую женскую ножку. Ею и сделал оттиск на земле, убедившись, что поблизости никого нет, и скрылся. Ну господин Пиляев и заподозрил по описанию Крачковского, проник незаконным образом в его квартиру, все обыскал, ничего не нашел. Потом Пиляев повторил тот же фокус и в квартире господина Холомкова... Там-то и обнаружил гипсовую ножку да и унес с собой как вещественное доказательство. На этой ножке нашли отпечатки пальцев Крачковского...

– Потрясающая дерзость! – возмутилась Полина Тихоновна. – А откуда Крачковский взял этот слепок?

– Вопрос в яблочко, – вздохнул Вирхов, – прихватил у Закряжного, вместе с бараньей костью. Потом подарил Холомкову. Художник пропажи не заметил, но ножку в ходе следствия признал. Она-то и сбивала меня в расследовании...

– Дьявольская хитрость, – вздохнул доктор, – так всегда бывает: в любом наборе исходных данных самая несомненная величина – ошибочная.

– А я-то думал, почему в своих показаниях Илья Михайлович утверждал, что из его квартиры похитили произведение скульптуры... – продолжил Вирхов. – Упоминал вскользь и пропавшие фотографии...

– А какие фотографии? – встрепенулся доктор Коровкин.

– Изъяснялся туманно, единственное, что я понял, – снимки весьма фривольного содержания... Но господин Пиляев клялся, что фотографий не брал.

– Я тоже думаю, что помощник Фрейберга не способен на бессмысленные кражи, тем более такого низменного свойства, – заявил уверенно доктор, для которого в этот миг прояснилась вся тайна Екатерины Борисовны.

– Хорошо еще, что фотографической жертвой господина Холомкова не стала мадемуазель Багреева, – с нажимом произнесла Мура, повернув хорошенькую темноволосую головку к Климу Кирилловичу, – наедине с таким человеком кататься по Невскому – дело опасное.