#Карта Иоко

– Да, пытаюсь. Но, кажется, уже готов сдаться. Я вспомнил старое изречение. Воронья мать часто говорила: «Если в тебе живет милосердие, твоя сущность светла». На самом деле во́роны были не черными колдунами, а светлыми Хранителями. До той поры, однако, пока не утратили своей сущности.

– Они не утратили ее, а изменили – стали темными.

– Видимо, да.

– А ты по-прежнему не можешь вспомнить, как превращать призраков в людей? – спросила я. – Вдруг вспомнишь, и тогда еще одно условие будет выполнено.

– Нет. Это не то же самое, что стирать и печь пироги. И уж тем более не то же, что убивать. На самом деле, накладывая заклятие, определяешь его цель – зачем это делается. Например, если стираешь штаны – цель иметь чистые штаны. Это невозвратное действие. Оно имеет только одно направление, одну задачу. А чтобы испачкать штаны, тебе надо сделать новое, совсем другое заклятие.

– Но ведь это же легко. Я просто подумала о цели, представила ее, и вот – штаны уже чистые. Не произносила при этом никаких формул, ничего не говорила, – удивилась я.

– Это простые действия, потому и не требуется ничего, кроме мыслительного усилия. А когда проклинаешь человека с тем, чтобы он превратился в призрака, надо очень точно представлять, что задумал. Ведь в этом случае ты лишаешь душу ее тела, понимаешь? А как ты думаешь, куда должно подеваться тело? Где, например, сейчас находится тело Луки?

Я не знала ответа на этот вопрос, потому что никогда и не задумывалась об этом.

– Да, это совсем не просто. Чтобы вернуть призраку тело, надо уметь созидать. И не каменный мост, а более сложные, тонкие вещи. Это тебе не штанишки постирать и не кашу сварить. Понимаешь?

– Пытаюсь.

– Вот и пытайся. Ладно, давай свою таблетку. Иначе к ночи я не отдохну, а силы нам с тобой еще понадобятся.

2

Судно поскрипывало, постанывало и потрескивало. За окном шумел ветер, плескались волны, кричали чайки. Спалось под такие звуки как-то особенно тепло и уютно, даже не знаю, почему. Нас слегка качало, в каюте пахло деревом, солью и совсем немного – жареной рыбой. Мне было очень хорошо от ощущения этой «хорошести», этой теплой радости, что свернулась во мне пушистым котенком и ласково мурлыкала.

Я радовалась, что мне тепло, хорошо и уютно, что рядом друзья – мои единственные друзья во всех мирах, какие только существуют, – что со мной Иоко, в которого я влюблялась все сильнее и сильнее.

Только любимый мой был не простым парнем, а могущественным Чародеем, Во́роном-Хранителем, совершающим невероятные чудеса. И я теперь тоже обладала необычной силой, которая росла во мне и становилась грозным оружием, помогающим одерживать победу. Нас, помнящих заповеди Хранителей, было только двое. И у нас становилось все больше друзей. Поэтому я уже не испытывала растерянности и тоски, но наоборот, была уверена, что мы победим. Ведь до сих пор всегда побеждали.

Мы с Иоко ни разу не касались наших отношений. Я даже не была уверена, что он тоже влюблен в меня, как я в него, но не переживала по этому поводу. У нас еще все впереди, думала я, и все будет хорошо. Вот только победим Хозяина, освободим Безвременье – и тогда можно будет говорить о наших чувствах.

Тогда у нас будет время поговорить о них, о личных чувствах.

На самом деле я была почти счастлива тогда в крохотной каюте небольшого судна. И это ощущение счастья оказалось для меня таким новым, необыкновенным и ярким, что хотелось зажмуриться, погрузиться в него с головой и никогда не выныривать.

Иоко спал рядом, дыша ровно и медленно, и я иногда посматривала на него. Сон мой не был крепким, но приносил отдохновение – счастливейший сон! Такого со мной еще никогда не случалось.

А когда бурлящих радужных пузырьков в душе стало слишком много, я поднялась и решила рисовать. Устроилась там же, на сундуке, просто сбросив с него одеяло.

И вот карандаш уже летает по бумаге, я делаю первые наброски – разрушенные башни Вейма, поблескивающая в ночи кромка воды и на переднем плане – большая чайка, сидящая на гранитной глыбе. Это Тимай. Умный, настороженный взгляд его удалось передать как нельзя лучше.

Увлекшись рисованием, я не заметила, как стемнело. Сумерки наполнили каюту серыми тенями, сгустили краски, и, нанеся кистью последний мазок, я растеряно оглянулась. Мне показалось, будто солнце слишком быстро укатило за горизонт и день выдался довольно коротким.

Судно все еще поскрипывало и потрескивало, за бортом плескались волны, но проникающий в окно мрак сделался вдруг тревожным. Как-то слишком тихо стало на палубе, даже чайки умолкли. Судно двигалось уж очень медленно, показалось даже, будто мы вообще стоим на месте.

Иоко все еще спал, и мне не хотелось будить его. Пусть отдохнет, пока есть время, решила я.

Едва я подумала об этом, как раздался низкий протяжный вой. Печальный и призывный, он заполнил собой все вокруг и, казалось, звучал даже во мне, словно я превратилась в какой-то инструмент, издающий этот жуткий звук.

Радужное настроение вмиг пропало. Меня затрясло, как былинку на ветру.