Карта хаоса

Полицейских прислали в Блэкмур сразу, как только в деревне появились первые жертвы. С несчастными расправились так жестоко, что даже лондонские газеты не прошли мимо здешних кровавых событий. Чудовищные убийства начались вскоре после того, как кухарка отравила слуг, и каждое преступление совершалось непременно в первый день полной луны. До этого жертвами неведомого зверя были коровы и овцы, не считая мелкого лесного зверья. Правда, подобной свирепости ни один известный хищник прежде не проявлял, и обитатели Блэкмура в ужасе ожидали, когда чудовище пожелает отведать еще и человечьего мяса. Вероятно, отчасти и по этой причине графине Валери де Бомпар стоило таких трудов нанять новых слуг, пока прежние выздоравливали после отравления. Молодежь отказывалась идти к ней – и не только потому, что графиня платила жалованье не так аккуратно, как можно было ожидать от столь состоятельной дамы, – нет, им было жутко служить в замке, стоявшем посреди леса.

Клейтон прекрасно понимал их резоны: громадный и мрачный замок был выстроен из камней, словно перенесенных сюда из кошмарного сна. Внутри же он выглядел еще более зловещим. К примеру, столовая, где протекал упомянутый ужин, представляла собой зал с высокими потолками – такой огромный, что камин, над которым висел портрет графини, с трудом мог его прогреть. В этом зале, больше напоминавшем склеп, со стенами, украшенными полинялыми гобеленами и рыцарскими щитами, стоял необычайно длинный дубовый стол – до того длинный, что гости чувствовали себя за ним крайне неуютно. К тому же во время общей беседы всем приходилось напрягать голос, словно тенорам на сцене. Клейтон окинул взглядом тех, кто был приглашен, кроме них с капитаном, на ужин. Таких было четверо – все люди малозначительные, чья биография уместилась бы на обороте игральной карты: пузатый судья Домби, тощий отец Харрис, холеный доктор Рассел и деревенский мясник, здоровяк по фамилии Прайс, под чьим руководством совсем недавно жители с собаками прочесывали леса Блэкмура. Когда агенты прибыли из Лондона, чтобы расследовать это дело, никто из перечисленных лиц не встретил их с распростертыми объятиями. Но теперь, три недели спустя, они, казалось, из кожи вон лезли, чтобы первая их встреча была забыта, и опутывали полицейских паутиной лести. Клейтон метнул быстрый взгляд на дальний край бесконечного стола, где сидела та единственная, чье мнение его на самом деле волновало, – графиня де Бомпар. Она в свою очередь весело разглядывала агента. Неужели он казался ей позером, который с наигранной небрежностью принимает похвалы? Может, стоило дать ей понять, что он относится к своему подвигу как к делу самому обычному и рядовому? Кто знает. Под взглядом графини Клейтон неизменно чувствовал себя совершенно беззащитным, словно солдат, которого внезапная атака врага застала врасплох и он выскочил из палатки безоружным.

Клейтон скосил глаза на сидевшего рядом шефа в надежде уловить какую-нибудь подсказку, но капитан Синклер налегал на жаркое, явно не прислушиваясь к общему разговору. Только изредка он рассеянно покачивал головой, из-за чего пряди волос падали на странную линзу, которая закрывала его правый глаз, отбрасывая красные отблески. Судя по всему, заслуженный капитан решил держаться на втором плане, отдав ученика на волю судьбы. Клейтон про себя ругнул Синклера за непрошибаемое молчание, хотя во время расследования тот ни на минуту не закрывал рта и при каждом удобном случае спешил продемонстрировать свои мудрость и опыт, а также менял гипотезы, едва какая-нибудь новая деталь всплывала, оживляя его воображение. Но совсем уж неловкой получилась сцена, когда капитан в порыве воистину отеческой заботы позволил себе давать Клейтону советы романтического плана. На беду, Синклер имел привычку не называть вещи своими именами, а прибегал к такому количеству метафор и эвфемизмов, что к концу разговора ни один из них двоих уже не мог сообразить, о чем, черт возьми, шла речь.

– Иными словами, несмотря на молодость, вы наделены незаурядным умом, агент Клейтон, – говорил в это время судья, словно бы подводя итог. – И смею надеяться, никто из сидящих здесь не сомневается в этом. Хотя не могу не признать: поначалу ваши методы показались мне несколько… импульсивными. – Он улыбнулся полицейскому с чрезмерной любезностью.

Агент замешкался всего лишь на миг, прежде чем улыбнуться в ответ. Он понимал, что судья не мог побороть соблазна и добавил в свою речь критические нотки, чтобы дать понять собравшимся: если два городских баловня, мнившие себя белой костью, и сумели распутать здешнее дело, то только потому, что прибегли к весьма нетрадиционным методам, до каких сам судья никогда бы не опустился.