Карта Хаоса

И потому нередко, едва он видел вдали знакомого, лицо его начинало перекашиваться и трястись чуть ли не до судорог. И вместе с Евгешей тряслись и те его приятели, которым не посчастливилось вовремя забиться в какую-нибудь щель.

Как следствие бедный Мошкин окончательно разочаровался в себе и в человечестве. Принимая решения, он всегда делал запас на подлость и неблагодарность. Не доверял никому: ни ближним, ни дальним. В результате и решения выбирал такие, какие обеспечили бы ему победу даже в случае, если бы треть союзников предпочла отсидеться в кустах, а ещё треть перебежала бы на сторону врага. Учитывая же, что таких решений в природе не существует, он двадцать часов в сутки ощущал себя одиноким, несчастным и обиженным. Возможно, именно поэтому и ухитрился, будучи по сути своей неплохим, попасть в плен мраку.

Как-то он пожаловался Дафне. Та жалеть его не стала и заявила, что он сам во всем виноват.

– Я виноват, да? – усомнился Мошкин.

– А кто ещё? Будь с людьми прост и доброжелателен. Не заискивай, но и не пытайся разорвать всех на части. Оставайся сам собой! Не надо притворяться радостнее, чем ты есть в настоящий момент. И рассказывать анекдоты, когда у тебя в спине торчит нож, тебя никто не заставляет. У людей нюх на любую ложь и неискренность, даже самую маленькую. Только они не всегда понимают, что это неискренность, и говорят обычно «напряг», не вдаваясь в причины, почему он возник. И вообще старайся не думать: почему на меня не так посмотрели, почему забыли поздороваться или сказали что-то так, а не иначе. Если будешь об этом часто размышлять, мрак тебя запутает. Охраняй свое внутреннее пространство, если хочешь, но спокойно охраняй, без связок гранат. Хотя, наверное, это уже к Чимоданову больше относится.

– К нему, да? – переспросил Мошкин и, пообещав себе помнить слова Даф всю жизнь, забыл их через полтора часа.

Сейчас же перед свиданием у Евгеши разом проснулись все старые его комплексы.

Опасаясь опоздать, Мошкин прибыл на «Красные Ворота» за сорок минут до семи и долго стоял в центре зала, всеми толкаемый. Только минут через десять он сообразил, что центр зала вовсе не означает геометрический центр, находящийся на пересечении двух соединяющих углы прямых, а может трактоваться более или менее вольно.

Мошкин отодвинулся с прохода, но и тут его продолжали толкать. Можно было подумать, что он, Евгеша, является главным препятствием города Москвы, о которое должен споткнуться каждый ее житель.

Под конец Евгеша тихо рассвирепел и начал робко огрызаться. А тут еще его толкнули в плечо три раза подряд, с каждым разом все настойчивее. Мошкин оглянулся, придав своему лицу не столько злобное, сколько злобненькое выражение. Тотчас он охнул и запоздало подобрел. Перед ним стояла та самая девушка.

– Чего ты такой? – удивленно спросила она.

– Какой?

– Ну такой!

Мошкин устыдился, кратковременно утратил дар речи и на вопрос: «Куда мы пойдем?» ткнул пальцем в потолок. Это могло означать многое, но в данном подземном варианте означало «на поверхность».

Имя у девушки было хорошее, но немного напрягавшее Мошкина – Эльвира. Он предпочел бы что-нибудь более простое. С другой стороны, поднимать прямо сейчас вопрос о смене имени, а заодно, чтобы дважды не заморачиваться, и фамилии было преждевременно.

Они поднялись в город, попетляли и скоро оказались у Чистых прудов. Мошкин шел и страдал, не зная, о чем разговаривают с девушками. Девушки представлялись ему чем-то особенным, а значит, и беседовать с ними надо о чем-то значительном. Как назло ничего фундаментального в голову Мошкину не приходило.

Эльвира вначале говорила сама, забрасывая пробные мячики то в спортивный огород, то в кинематографическое болото. Но, увы, тут было всё глухо. Фильмов Мошкин не смотрел. Футболом не интересовался.

– Кстати, это твои плечи или ты их подкладываешь? – спросила девушка. А то какие-то очень широкие!

Мошкин осторожно потрогал свое плечо. Плечо было как будто его, но всё равно он на всякий случай усомнился и сказал, что подкладывает.

Эльвира кивнула. Она так и думала.

– А по телефону ты другой был. Я другим тебя представляла, – сказала она.

– А какой я был?

– Ну раскованный такой, даже болтливый. Сказал, что собираешь детские погремушки. Я даже погремушку тебе хотела купить, но подумала, что у тебя, наверное, такая уже есть.

– Я? А, ну да! – торопливо сказал Мошкин, испытывая сильное желание пристукнуть Корнелия.

Эльвира засмеялась.

– Так ты шутил, что ли? Я долго не могла понять: ты так серьезно об этом рассуждал!

Евгеша немного раскрепостился и, набравшись храбрости, стал рассказывать о работе с шестом против меча. Тема ему самому казалась интересной. Он так увлекся, что минут десять вообще не смотрел на собеседницу. Когда же взглянул, заметил, что она давно потеряла нить рассуждения и скучает.

Мошкин ощутил, как интерес Эльвиры к нему истаивает. Дважды она с недоумением покосилась на него. Где-то из глубины зрачков всплывал зевок, который вот-вот должен был материализоваться. Похоже, она жалела уже, что потащилась на свидание.