Карта любви

Был еще день, но казалось, что близок вечер: яркий солнечный свет померк. Дубы стояли высотой до неба, слитно, ровно шумя листвой. Да и вода, падая на лопасти колеса в пене и брызгах, поворачивала его с протяжным гулом.

Юлия дошла до мельницы, замерла у притворенной двери.

Ни звука, ни шороха — впрочем, все заглушает гул воды. Здесь ли Ванда, или ее уже и след простыл? Ну, узнать есть лишь один способ: надо позвать ее.

Как это было? Как ее звали эти бедные, запуганные женщины: Зофья, Баська, все другие? Приходили и вызывали, воздев руки, словно древние волхвы, привлекающие злое божество:

«Ванда! Ванда! Ванда из Могилы!»

И она являлась к ним, подобно оракулу… со своей страстью к сценическим эффектам, конечно, в блеске адского пламени? В облаках серного пара? Или… подрагивая ножкой и напевая: «Помнишь ли, ма шери, душку колонеля?..»

Юлия прыснула, потом, не сдержавшись, рассмеялась — и громко позвала:

— Ружа! Ружа! Выходи!

* * *

— Я так и знала, что ты меня найдешь, Незапоминайка! — раздался тихий смешок над самым ее ухом, и Юлия с невольным криком шарахнулась в сторону.

Все-таки Ванда не может без эффектов! Юлия ждала, что она выйдет из двери мельницы, а она-то подкралась откуда-то сзади.

— Знала, что догадаешься, что найдешь… Впрочем, я приложила немало усилий, чтобы даже такая глупышка, как ты, могла пройти по оставленным мною следам.

Юлия не обратила внимания на откровенную издевку в ее голосе: она глаз не могла оторвать от черного платья, кое-где перепачканного чем-то белым, но все-таки вполне узнаваемого, знакомого до тошноты!

— А, узнала, узнала платьице! — с детской радостью захлопала в ладоши Ванда. — Теперь-то веришь: тебе не почудилось, именно я была с Зигмунтом!

Чертовка! Она насквозь видела Юлию! Нет, нельзя ей подчиняться, как прежде, нельзя дать сбить себя с толку!

— Верю, верю, — махнула рукой Юлия. — Однако какая жалость, что у тебя осталось всего одно платье, и ты гоняешь его и в хвост и в гриву! Неужто в одной рубашонке где-нибудь сидела, зубами клацая, пока Баська отнимала у твоих же подручных это платье?

Если Юлия надеялась уязвить Ванду своей догадливостью, то ничего не вышло. Та с удовольствием расхохоталась:

— Зачем же в рубашонке? Я была одета вполне прилично, чисто… да разве ты не помнишь мое платье? Серенькое такое, миткалевое… и передничек при нем.

И, комкая край воображаемого передника, скособочив голову, она косноязычно проблеяла:

— Ой, пани, ясная пани! Ой, пани! А кабы вы… кабы вы…

Юлия стояла, онемев от изумления, и Ванда сердито крикнула ей своим звонким голосом:

— Реплику! Ну!

— Да полно тебе солому жевать! — слово в слово, как тогда, в тот вечер, воскликнула Юлия. — Если бы да кабы — во рту бы выросли грибы! Говори толком!

Ванда несколько раз перекрестилась, с ужасом глядя на Юлию, и та отчетливо вспомнила, как думала тогда, а что могло бы случиться, если бы она и впрямь отведала сего вина…

Покачала сокрушенно головой:

— Значит, ты? Ты — Баська?

— Конечно, я! — радостно согласилась Ванда. — Разве я могла кому-то другому доставить удовольствие тебя дурачить!

— И убить фельдмаршала, — добавила Юлия.

— Ну да, высокопоставленные лица не могут умирать скоропостижно, подобно другим смертным, — криво усмехнулась Ванда. — А если это случается, то все стараются непременно отыскать совершенно невероятные причины!

— Невероятные?! — с издевкой повторила Юлия. — Чего ж невероятного в нечистой, зараженной воде, которую ты подсунула фельдмаршалу?

— О! — с искренним изумлением воскликнула Ванда. — Кто же это такой догадливый?

— Граф Толь.

— Голова-астый, пся крев! — с отвращением пробормотала Ванда. — Ну и что там, с этой водой? Ее ведь мог налить кто угодно, а вовсе даже не Баська.

— Конечно, — согласилась Юлия. — Но из всей прислуги почему-то сбежала только Баська.

— Послушай, — печально шепнула Ванда, — неужто ты пришла только из-за смерти Дибича?

Юлия глянула непонимающе.

— Неужели только это событие, которое не имеет к тебе никакого отношения, заставило тебя наконец-то связать концы с концами? Я-то думала, ты бросишься на розыски еще вчера ночью, в крайнем случае — утром. Я же знала, что ты увидела платье!

Юлия только и могла, что зубами скрипнула.

— Я намеревалась побеседовать с тобой здесь при лунном свете. Мельница ночью — очень эффектная сценическая площадка! А какой таинственной сделал бы нашу мизансцену бледный звездный свет… Впрочем, если я не ошибаюсь, гроза — тоже прекрасный фон для нашего спектакля.

Ванда воздела руки к небу, и Юлия невольно подняла глаза.

Только что царил душный день, жаркое небо полыхало солнцем, но теперь надвинулись густые облака. Последний луч, прорвавшись меж ними, осветил самую страшную тучу, набрякшую ливнем до черноты, — и скрылся за нею.