— Разумеется. Александр-Флориан Валевский, побочный сын Наполеона I, — мой старинный приятель. Видишь ли, моя мать принадлежит к старинной французской аристократии, а по браку с моим покойным отцом, гетманом Ржевусским, — к аристократии польской. Это теперь матушка перебралась в Староконстантинов, в фамильное поместье, а детство мое и юность прошли под ее приглядкою в Париже, и среди друзей моих были люди самые разные! Сын русского консула, сын Наполеона — эти двое были самые закадычные. Как-то раз выяснилось, что мы все еще девственны, а оттого чрезмерно стеснительны, и Белыш предложил наведаться в хороший, респектабельный бордель, взять несколько уроков у девиц, не обремененных чрезмерной добродетелью, чтобы не ударить в грязь лицом с другими женщинами, когда будем доказывать им свои лучшие чувства в каком-нибудь укромном уголке.
— Белыш? — пробормотала Юлия и натянула на себя край шкуры: ее вдруг озноб пробрал.
— Да, это как раз и был сын русского консула. Он с малолетства, чуть ли не с рождения, был помолвлен с какой-то весьма богатой особой, которую никогда не видал, — с дочерью старинного друга его отца. Это была клятва, скрепленная кровью, — ну и всякая такая чепуха, однако отец Белыша от слова своего отступать не собирался и пригрозил лишить беднягу наследства, ежели тот посмеет отказаться от женитьбы. Тогда приятель мой положил себе изведать как можно больше наслаждений, прежде чем попадет в лапы этой кривобокой уродине…
— Почем же он знал, что она кривобокая? Он же ее отродясь не видывал? — обиженно перебила Юлия, и обида была, ей-Богу же, вполне объяснима, коли вспомнить, о ком шла речь. Ее словно бы молнией прошило при звуке этого имени.
Белыш! Ее нареченный жених! Сколько месяцев, лет, веков минуло с тех пор, как отец пытался приструнить своевольницу дочь этим именем… Где теперь отец, где сама Юлия — та, прежняя?
— Э, да ты дрожишь? — Ржевусский склонился над нею, рука мягко скользнула по ее бедру. — Хочешь, опять будет жарко?
Ой, нет! У нее до сих пор все тело болело после этих тщательно рассчитанных безумств! Да и отрезвление настало слишком внезапно. Пора выбираться отсюда. Пора продолжить путь. Мелькнула было мысль навязаться в попутчицы Ржевусскому, да нет, уж лучше держаться от него подальше: еще несколько уроков по «Книге о прелестях женщин», и Юлия начнет бросаться на мужчин!
— Мне пора, — ловко увернулась она от его руки. — Ох, но я же совсем голая! Как же показаться в коридоре? Пан Жалекачский… Ох, нет!
— Погоди! — Ржевусский вскочил, и Юлия стыдливо отвела взгляд от крошечного стебелька меж его ног. Чудеса! Откуда что бралось?! — У меня кое-что есть для тебя.
«Могу себе представить! — с ужасом подумала Юлия. — Паранджа? Чадра? Прозрачные шальвары? Что у него там?!»
Он разворошил большой баул, стоявший в углу комнаты, и подал Юлии — нет, ничего из выше перечисленного, и даже не арабский бурнус, как можно было ожидать, а очень красивое темно-зеленое платье из тонкого бархата: простое, но отлично сшитое, с широкой юбкой, годное и для верховой езды, а в придачу сорочку из тончайшего батиста, чулки, панталоны, сапожки, шаль… и все впору, и все добротное, дорогое, вплоть до новенького несессера с туалетными принадлежностями и гребень, который Юлия пустила в ход прежде, чем ее одолели сомнения, и она задала вполне естественный вопрос:
— Откуда все это? И почему мне?!
— Сказать по правде, целую кучу таких платьев и прочего я везу по просьбе моего друга детства — для одной дамы. Ей причитается и немалая сумма денег. Это любовница Зигмунта, она сбежала от него, и он обуреваем желанием вернуть свою сладенькую беглянку, упакованной в самые лучшие фантики. Но мне надоело искать какую-то неведомую девку! Вообрази: она ускользнула прямо из рук Зигмунта! Хотя, казалось бы, он надежно упрятал ее в один из самых фешенебельных варшавских борделей. А тебе все пристало отменно!
Сердце Юлии резко, больно стукнуло прямо в горле, да так громко, что Ржевусский, кажется, непременно должен был это услышать.
Не чересчур ли много потрясений для одного утра? Оказывается, один ее нечаянный любовник — postillon d'amour [56]
другого ее любовника — столь же нечаянного! Как-то все это… однообразно! Не слишком ли многое напоминает ей о Зигмунте сегодня?! Ну что ж, зато она вполне вправе надеть и белье, и платье: Ржевусский может считать свою миссию выполненной! «Любовницу» Зигмунта он отыскал, но у Юлии скорее язык отсохнет, чем она в этом признается! А что, если Ржевусский знает, что она русская, вдруг сболтнет, где не надо! Крутенько тогда ей придется! Да и мало ли что — вдруг он принудит «любовницу» Зигмунта ехать с собою, желая загладить свою вину тем, что доставит добычу другу? Нет, надо бежать! И от дракона, и от его пани, и от Ржевусского, и от болезненных воспоминаний!