Карта моей памяти

Тирген тут же послал мне приглашение, добавив, что дорогу и пребывание Бамбергский университет берет на себя, но для начала я должен послать тезисы. Я спросил, могу ли написать их от руки. Тирген не возражал, и я послал строк двадцать под названием «Обломов как трагический герой». Через пару дней я получил запечатанный конверт с приглашением, и стал полноправным участником конференции. На самолет билетов не было, и русская группа поехала поездом до Нюрнберга, а там пересадка до Бамберга. Это было и дешевле. Назову тех, кого запомнил из спутников, с кем я и там держался вместе. Это Юрий Владимирович Манн, мой бывший профессор в МГУ, Наталья Давидовна Старосельская (тогда для меня Наташа) и человек, которого я назову профессор Икс (по имени Витя, тоже филолог). Потом, уже в Бамберге, к нашей компании присоединилась Лена Краснощекова, уже с десяток лет жившая в Штатах.

Поразительно, что столетие со дня смерти великого русского писателя отмечала Германия, а не Россия. Но российские филологи были рады, что их хотя бы в знании текстов признали равноправными партнерами. До Нюрнберга мы ехали русским поездом. Все было нормально, шутили, смеялись, смеялся и профессор Икс. В Нюрнберге надо было пересесть на немецкий поезд, чтобы ехать до Бамберга. «Как! – воскликнул Икс. – Я не хочу ехать на немецком поезде. Я привык только на советских или хотя бы русских поездах ездить. Да и чем за билеты платить?» Немецкие деньги были только у Манна и у меня. Но мы еще в вагоне договорились, что заплатим за всех, а когда Тирген даст деньги за билеты, коллеги нам вернут. «Я не хочу одалживаться!» – мрачно сказал Икс, но все же пошел со всеми вместе в кассу. Начинались удивления для нас и потрясения для эсхатологически настроенного Икса, который попал, видимо, по рассеянности, на заколдованную землю, где за каждым поворотом его ожидало что-то злокозненное. И началось все с немецкого поезда, который вовсе не походил на наши поезда дальнего следования, где в каждом вагоне находились лежачие места, грязные туалеты (зато свои!) и проводники. Тут был поезд, выполнявший функцию нашей электрички, ибо шел всего два-три часа, с удобными сиденьями, а вовсе не скамьями, как в России, да еще были выделены и маленькие купе на шестерых. Мы сели, поезд тронулся, проследовал контролер, проверивший наши билеты, и Манн тут же вышел из нашего купе и минут на десять исчез. Икс, хорошо знавший только Юрия Владимировича, нервничал и слегка дрожал, пока того не было. «Ты куда ходил? Почему мне не сказал?» – почти накинулся он на Манна. «Ну, Витя, – усмехнулся Манн, – включаясь в иронический контекст ситуации. – Нельзя же так нервничать. Сходи лучше сейчас, на вокзале придется деньги платить, чтобы в туалет сходить. Сходи хотя бы для интересу. Это познавательно. Вообрази, что в музей идешь». Пока Манн уговаривал Икса, я решил, что и вправду время надо не упускать. На вокзале еще искать придется, а здесь только до конца вагона дойти. Действительно, ничего похожего в русских поездах не было. И порошковое мыло с пряным запахом, казалось, отмывавшее все, что могло тебе не понравиться. Когда я вышел, перед дверью туалета стояли Манн и Икс: «Ну иди, Витя, я у двери подежурю», – продолжал уговаривать Юрий Владимирович. «Хорошо, – согласился Икс, – ты все же немецкий знаешь. Если что, сумеешь позвать кого-нибудь на помощь». «Ну конечно, – смеялся Манн. – Не волнуйся».