Все обменялись тревожными взглядами, понимая, что надо подняться наверх, если они хотят узнать, что там произошло. Передав пленника Мюррею, Клейтон вытащил револьвер и возглавил процессию. Они опасливо шли гуськом, и с каждой новой ступенью омерзительный запах становился все сильнее. А когда поднялись на верхний этаж, тоже совершенно пустынный, он сделался просто невыносимым. Брезгливо скривившись, Клейтон, за которым последовали остальные, прошел по коридору. По случайности смрад привел его в самый его конец, к последнему кабинету, принадлежавшему инспектору Колину Гарретту. Дверь в кабинет была закрыта, но тяжелый запах явно шел изнутри. Агент проглотил слюну, положил искореженный протез на ручку двери и окинул спутников суровым взглядом, таким образом призывая их быть готовыми ко всему. Те понимающе закивали и стали наблюдать за тем, как он пытается повернуть ручку своей искусственной рукой, поскольку его здоровая рука сжимала револьвер. Некоторое время Клейтон сражался с непокорной ручкой, истощив всеобщее терпение, но в конце концов все-таки открыл дверь. Волна жуткой вони тут же распространилась по коридору, угрожая вывернуть желудки присутствующих наизнанку. Вслед за Клейтоном они шагнули в кабинет, однако кровавое зрелище, ожидавшее их внутри, превосходило любую жестокость, с какой только приходилось им сталкиваться в жизни.
Комната была превращена в подобие бойни. Посередине они увидели наваленные друг на друга, словно мешки с мукой, более дюжины обезображенных трупов. В этой страшной куче лежали вперемешку, с искаженными лицами и выпотрошенными телами, элегантно одетые инспекторы, агенты в униформе и даже, судя по галунам, кое-кто из начальства. Бросались в глаза многочисленные раны, из которых сочилась кровь — красные ниточки, медленно сливавшиеся воедино, стекали вниз, на пол, где превращались в самый настоящий ручей, только темного цвета. Все они погибли насильственной смертью, о чем свидетельствовали перерезанные горла, раздробленные кости и зверски распоротые животы, став жертвами кого-то, кто не знал, что означает слово «жалость», зато ему было прекрасно известно слово «жестокость». У некоторых были оторваны руки или ноги и теперь в беспорядке валялись вокруг жуткой груды, наводя на мысль, что тот, кто это сделал, спрятал здесь тела убитых им в разных концах здания, причем был настолько аккуратен, что собрал все до единой части тел вплоть до крошечного кусочка легкого.
— Боже правый… — пробормотал Клейтон. — Кто мог это сделать?
— Не знаю… — сказал Уэллс, сдерживаясь, чтобы его не вырвало. — Но эти раны… Они напоминают следы от когтей какого-то зверя.
— Зверя, который потом прячет свидетельства своего преступления? — с сомнением произнес агент.
— Да вы сами взгляните, — пожал плечами писатель.
Стараясь не наступить на прилипший к полу кусок печени, Клейтон наклонился над одним из трупов, чье лицо, от лба до подбородка, пересекали три глубокие бороздки. Как и говорил Уэллс, это было похоже на удар мощной лапы, в результате которого не только пострадала кожа несчастного, но вдобавок он лишился глаза и половины носа. Агент осмотрел еще несколько похожих ран, покачал головой и беспомощно огляделся вокруг. Уэллс наклонился над штабелем трупов, разглядывая многочисленные царапины и раны с неким научным интересом, а Мюррей вывел Эмму в коридор и открыл окно, чтобы ветерок взбодрил ее, в то время как пленник застыл у дверей с бледным, изменившимся лицом. Тут Клейтон обратил внимание на труп, занимавший кресло Гарретта. Его тело наклонилось назад, голова же была повернута к находившейся за ним стене под невозможным углом, как будто убийца свернул несчастному шею, вращая голову, словно юлу. Кроме того, он выпустил своей жертве кишки, свисавшие у нее с колен, как спущенные помочи, причем было очевидно, что убийца позаботился о том, чтобы усадить труп в кресло и не смешивать его с прочими убитыми. Заинтригованный личностью полицейского, удостоившегося особого отношения со стороны убийцы, Клейтон повернул голову мертвеца к себе.
— Что за чертовщина! — испуганно воскликнул он.
— В чем дело? — спросил Уэллс и подошел к агенту, стараясь не поскользнуться на внутренностях, усеивавших пол.
— Это Колин Гарретт, — растерянно объяснил Клейтон. — Инспектор, с которым я разговаривал пять минут назад возле магазина велосипедов.
Пошатываясь, он вышел в коридор: голова у него шла кругом как от смрада, так и от изумления. Писатель последовал за ним.
— Вы уверены, что это тот самый юноша? — спросил Мюррей.
Клейтон собирался ответить, но внезапно в коридоре раздался леденящий душу голос:
— Вас не учили уважать покой усопших, агент Клейтон?
Все повернулись туда и увидели в начале коридора фигуру человека, внимательно разглядывающего их. Когда бесцеремонный незнакомец сделал несколько шагов и оказался в кружке света одной из ламп, они убедились в том, что перед ними стоит тот самый бледный и тщедушный юноша, который только что сидел в своем кабинете со свернутой шеей и обезображенным лицом.
— Это невозможно… — прошептал агент.