Карта неба

Похоже, такова была печальная действительность, и нужно было учиться жить с нею. Уэллс пытался утешить себя тем, что ему по крайней мере удалось создать мир, где нашествие никогда не случится. Он прикрыл глаза и снова, в который раз, предался воспоминаниям о вторжении, накопившимся в мозгу, освежил их, отчистил до блеска, словно столовое серебро. С теплой улыбкой вспомнил Мюррея и то, как постепенно менял свое мнение о нем. Непостижимо, но благодаря марсианской алхимии его ненависть медленно превратилась во что-то такое, что он не мог определить иначе как уважение. Тут он сообразил, что через пару дней его близнец вынет из почтового ящика письмо Мюррея. Он вскроет его дрожащими пальцами, как поступал и с приглашениями совершить путешествие в будущее, пытаясь отгадать, чем вызвано это послание. Но так и не смог поверить, что оно продиктовано любовью. И его двойник будет возмущаться наглостью Мюррея, посмевшего просить у него помощи в воспроизведении вторжения марсиан, описанного в его романе. Он ошеломленно прочтет письмо несколько раз, не веря собственным глазам, но так на него и не ответит. Засунет конверт между страницами своего романа и забудет про письмо. Но после того, что им пришлось вместе пережить, он больше не испытывал к миллионеру злобы. Любовь изменила Мюррея, превратив в человека, способного пожертвовать собой ради других. Прощаясь с ним в лондонском подземелье, Уэллс попросил прощения за то, что не ответил на его письмо. Если бы я получил его сейчас, сказал он, то непременно бы ответил. Именно это и произошло два дня спустя: он снова его получил. Так что, придя домой, он выложил на стол лист бумаги, свое вечное перо и долго обдумывал ответ. Разумеется, он не сможет помочь Мюррею воспроизвести марсианское вторжение — у него не было таких средств, и к тому же он считал, что это вообще ни к чему. Он вспомнил, как во время их бегства от марсиан мисс Харлоу постепенно проникалась все более нежными чувствами к Мюррею, как она смеялась, когда миллионер пытался подоить корову на ферме, где они остановились по дороге в Лондон. Вот чего должен добиваться Мюррей, это так просто. Уэллс нагнулся над листком и своим наклонным, чуточку детским почерком, который выработался у него за годы письма левой рукой и так отличался от его былого почерка, искусного, нервного и торопливого, с округлыми плоскогорьями и неожиданными пиками, начал заполнять каракулями страницу, которая принесла ему большее удовлетворение, нежели любая из написанных им страниц на протяжении одного и другого существования:

Дорогой Гиллиам!

Каким бы странным тебе это ни показалось, я почувствовал себя счастливым, узнав, что ты влюбился. Однако я мало чем могу тебе помочь, разве что посоветовать не тратить силы на то, чтобы воспроизвести вторжение марсиан. Сделай лучше так, чтобы она смеялась. Да, добейся, чтобы эта девушка смеялась, чтобы ее смех звенел в воздухе, как серебряные монетки в кошельке. И тогда она станет навеки твоей.

Крепко обнимаю тебя

Твой друг Джордж

Он положил письмо в конверт и спустя три дня отправил его на адрес «Путешествий во времени Мюррея», написанный на обороте конверта. По дороге домой Уэллс то и дело улыбался, представляя себе изумленное лицо Мюррея. Конечно, миллионеру будет трудно воспринять приветливый тон послания и то, что Уэллс назвал себя его другом. Но, возможно, это заставит адресата понять: хотя встретить настоящую любовь — одно из самых прекрасных событий в жизни каждого, встретить друга — не менее прекрасно.

XLIV

Первого августа, в день прибытия марсиан, Герберт Джордж Уэллс появился чуть свет на общественном пастбище Хорселла, чтобы понаблюдать за цилиндром, который предположительно упал с неба прошлой ночью. Он остановил экипаж в начале луга, где уже скопилось немало кэбов и кабриолетов, и, расплатившись с кучером, не спеша зашагал по траве, направляясь к видневшейся вдали толпе любопытных, которая загораживала странный аппарат. В первый раз, поскольку он был не один, а с агентом Клейтоном, ему не хватило терпения рассмотреть детали, но теперь он надеялся полюбоваться каждым мазком этой картины, которую предварительно нарисовал в своем романе. С улыбкой праздного зеваки Уэллс протиснулся сквозь множество людей, в основном жителей Уокинга и Чертей, с интересом прислушиваясь к продавцам газет, выкрикивавшим экстравагантные заголовки. Он даже позволил себе освежиться в предчувствии дневной жары стаканом имбирного пива у одного из лотков.