Карта неба

— Прошу вас, джентльмены… Не вынуждайте нас перейти к вашему уничтожению, вы же знаете, что мы можем это сделать. Предлагаю вам сложить оружие и сдаться, — посоветовал он медоточивым голосом. — Тот, кто это сделает, заслужит Его милосердие: «Остановитесь и познайте, что Я Бог», псалом 46, стих 10[11], — продекламировал он с бесконечно благочестивой улыбкой. — В конце концов, я всего лишь собираюсь отвести вас туда, куда вы желаете попасть: Он так же хочет познать вас, как вы его. Особенно одного из вас… — Он сделал несколько шагов по направлению к нашей группе и протянул вперед руки ладонями вверх. — Отправимся к Нему с миром, братья и сестры: «В Твоей руке дни мои; избавь меня от руки врагов моих и от гонителей моих. Яви светлое лице Твое рабу Твоему», — отчеканил он, с непонятной нежностью глядя на Уэллса, а в конце шепотом добавил: — Псалом 31, стихи 15 и 16[12].

XXXVII

Проснувшись на следующее утро, Чарльз обнаружил, что лежит лицом в луже крови. Должно быть, ночью произошло носовое кровотечение, догадался он по толстому струпу, образовавшемуся на губах и во рту и имевшему непонятный металлический привкус. Когда он попробовал вытереться рукавом пиджака, два из немногих сохранившихся во рту зубов отделились от десен и прикрепились к ткани диковинными украшениями. Он с трудом поднялся, ощущая холод и одновременно страшную духоту. Обычный процесс дыхания превратился для него в пытку: горло было воспалено, а легкие, казалось, начинены раскаленными углями.

После завтрака марсиане опять повели их в глубины пирамиды. По всем членам его группы было заметно, что накануне они находились под воздействием зеленого излучения. Почти не глядя друг на друга, возможно, потому, что они стеснялись своего плачевного вида, или же оттого, что никто из них не желал убедиться в том, что он такое же страшилище, как и остальные, они шагали по уже знакомому длинному туннелю, хотя в какой-то момент Чарльзу показалось, что они пошли по другому ответвлению, прорытому глубже и ведущему в недра земли. Он чувствовал ужасную слабость и головокружение, но знал, что это связано не только с потерей крови или колющей болью, сотрясавшей время от времени его потрепанные легкие. В воздухе пирамиды было растворено что-то ядовитое не только для тела, но и для души. Оно иссушивало ее и разлагало. Если бы у него хватало сил для поэтических сравнений, он сказал бы, что этот воздух способен заставить увять любую память о счастье, какое могло бы расцвести в нашем мире. Но, возможно, вы сейчас не расположены к поэзии, так что считайте, что вам повезло: жалкие силенки, какие у него еще оставались, он должен был потратить на то, чтобы шагать, по очереди переставлять ноги и не отставать от горстки изнуренных людей, которые едва тащились, словно накрытые мрачным саваном безмолвия. Куда их ведут на сей раз? — подумал он. После ужасного вчерашнего зрелища Чарльзу было трудно поверить, что его глаза могут увидеть что-нибудь более жуткое. Что еще могли продемонстрировать сегодня марсиане? Какие новые кошмары, какие изощренные уродства, какие отвратительные зверства могли изобрести они, чтобы потрясти его и без того израненную и оцепеневшую душу? Никаких, сказал он себе, абсолютно уверенный, что не существует на свете ничего ужаснее зрелища вчерашних новорожденных, погруженных в забвение.

Разумеется, он ошибался.

Как только они вошли в зал, располагавшийся в конце туннеля, заливавшее его зеленое сияние вновь заставило их зажмуриться. Когда же они смогли открыть глаза, прикрывая воспаленные веки ладонями, то увидели резервуары, выстроившиеся вдоль стен. Они уходили вверх, в темноту недостижимого свода, и тоже содержали тела, но не новорожденных.