У миазматистов было множество научных данных, статистики и конкретных свидетельств, которые демонстрировали, что запахи Лондона не убивают людей. Но вот инстинкты – или, если точнее, миндалевидное тело – твердили им об обратном. Никакие подробные, тщательнейшие анализы водопроводных компаний и путей заражения во время эпидемии в Хорслидауне, проведенные Джоном Сноу, не могли конкурировать с единственным вдохом, сделанным в Бермондси. Миазматисты не в силах были совладать с системой тревоги, появившейся у людей тысячелетия назад. Они перепутали дым с огнем.
Теория миазмов долго оставалась доминирующей и по еще одной биологической причине. Нос воспринимает сверхмалые объемы намного лучше, чем глаза – сверхмалые размеры. Достаточно лишь нескольких молекул кадаверина, которые прикрепятся к обонятельным рецепторам ваших носовых ходов, чтобы вы почувствовали запах гнили. Но вот ваши глаза в молекулярном масштабе бесполезны. Во многих отношениях человеческое зрение несравненно лучше, чем у других наземных животных – оно досталось людям в наследство от ночных млекопитающих, которым приходилось искать пищу и охотиться в темноте. Но молекулы находятся на несколько порядков ниже границы человеческого зрения. Мы не можем видеть большинство клеток, которые состоят из этих молекул, и даже целых популяций клеток. Сто миллионов холерных вибрионов, плавающих в стакане воды, останутся невидимы для невооруженного глаза. Микроскопы к тому времени использовались более двух столетий, и, хотя некоторым отдельным ученым удавалось увидеть микробы в лаборатории, существование бактериального микрокосмоса в середине викторианской эпохи по-прежнему казалось чем-то близким к фантазии. А вот вонь от гниения была вполне реальна. Чувствовать запах – значит верить.
Теория миазмов опиралась и на другие источники силы. То был кризис не только зрения как такового, но и умения
И, конечно, было немало случаев, когда статистические данные действительно указывали на правильность теории миазмов. В районах с загрязненной водой воздух обычно тоже был плохим; многие из них лежали в низинах, что Фарр не забывал аккуратно отмечать в «Еженедельных сообщениях». На каждого сточного охотника, спокойно доживавшего до шестидесяти – семидесяти лет, приходились несколько сотен ложноположительных примеров – людей, умерших в низинах Бермондси31
.Свою роль сыграли и общественные предрассудки. С помощью теории миазмов (как и другого позорного «научного» явления того времени, френологии[10]
) оправдывали самые разные необоснованные классовые и этнические предубеждения. Воздух, конечно, отравлен для всех одинаково, но вот кто именно заболевает и какой именно болезнью, определяется конституцией каждого конкретного человека, дышащего этим воздухом. Именно это утверждал Томас Сайденхем в своей теории внутренней конституции – эксцентричном гибриде прогноза погоды и средневековой гуморологии. Определенные атмосферные условия могли породить эпидемические заболевания, но природа этих заболеваний отчасти зависела от изначального состояния – «конституционной» уязвимости перед оспой, инфлюэнцей или холерой. Часто противопоставлялись возбуждающие и предрасполагающие причины. Возбуждающей причиной было состояние атмосферы, которое вызывало те или иные заболевания: одна погода более благоприятна для желтой лихорадки, другая – для холеры. А вот предрасполагающие причины находились внутри самих больных. Изъяны в конституции неизменно связывались с некими моральными или социальными изъянами: нищетой, алкоголизмом, жизнью в антисанитарных условиях. Один якобы эксперт вещал в 1850 году: «Вероятность вспышки или усугубления [эпидемии] при [спокойной] погоде, как я считаю, повышается в праздники, субботы, воскресенья и прочие дни, когда у низших классов появляется возможность для разложения и дебошей».