В Талсе нефтеперерабатывающие заводы занимали противоположный берег реки. Мне никто так и не объяснил, как именно они работают, – для меня это были ямы с механическими змеями, которые я в подростковом возрасте упорно рассматривал, остановив свой велик на пешеходном мосту и размышляя о том, что же важно. Я вспомнил номер «Нэшнл джиогрэфик», который хранил отец, за 78-й год, когда случился нефтяной кризис. На обложке была как раз Талса, аэроснимок наших заводов, подсвеченных, как метрополис в ночное время. На самых ярких участках можно было рассмотреть нефтеперерабатывающее оборудование, освещенное, как днем, с темными зонами, наверное, это были бочки с нефтью, стоящие в хранилище. Но наверняка я не знал.
Эдриен показала мне видеозапись со своим отцом – Родом Букером. «Он живет в Род-Айленде», – рассказала она. На этом видео Род выходит из двери с проволочной сеткой, становится в профиль, дверь захлопывается. У него огромная борода, закатанные штаны цвета хаки и черная футболка размера икс-икс-эль. На что он смотрит – непонятно: кажется, что он отводит взгляд из стеснения, но когда Род, наконец, поворачивается в камеру, он, наоборот, старается смутить ее. Но камера все так же смотрит на него.
Потом он разворачивается, изображение панорамируется, и оператор следует за ним к побережью.
– Это был мой первый фильм.
Эдриен выпросила камеру у отца, когда тот уезжал из Талсы. Ей тогда было двенадцать, и она пообещала «брать ее с собой, когда поедет к нему».
– А этим летом ты к нему собираешься? – поинтересовался я.
– То был единственный раз, когда я туда ездила.
Меня это несколько шокировало. Через некоторое время я снова попросил посмотреть видео с Родом.
– Зачем тебе его пересматривать?
– У мальчиков особое отношение к отцу своей девушки.
Она фыркнула.
Эдриен никогда не была ничьей дочерью: ее биологическая мать, француженка, приехала в Новую Англию учиться, а сама все это время прокаталась на яхтах, а потом бросила младенца – Роду пришлось купить билет на самолет, самому готовить смесь, непрестанно качая ребенка на руках, во время пересадки в Далласе он сменил подгузник в туалете и, наконец, доставил малышку в родовое гнездо в Талсе. На этом он счел свои родительские обязанности исполненными. Он улетел в Париж и несколько лет потратил на попытки вернуть Мэриэн: легенда для семьи заключалась в том, что у нее суровая постродовая депрессия. Но Эдриен мать так больше никогда и не увидела. Ее двоюродный дедушка Гарольд, который заправлял в то время «Букер петролеум», в таком исходе и не сомневался. Он нанял несколько нянек из Ливана, а руководила ими его жена, ее двоюродная бабушка Александра.
Через некоторое время Род вернулся в Талсу, но много времени проводил в разъездах. Эдриен ближе всего общалась с двоюродной бабушкой, шведкой по происхождению, которая выросла в Небраске и познакомилась с Гарольдом в Денвере на балу. Когда и она, и Гарольд умерли, компания перешла в руки следующего поколения. Род продал свои акции старшей сестре, Лидии, купил дом в Род-Айленде с видом на скалистый пляж, недалеко от того места, где познакомился с Мэриэн. Род проводил с Эдриен так мало времени, что когда он уезжал, никто даже не предложил, чтобы девочка поехала с ним в Род-Айленд.
Но в Талсе, наверное, не было женщины, настолько лишенной материнского инстинкта, как Лидия. В доме на Двадцать восьмой, недалеко от Фитцпатриков, жили только они вдвоем: всего за год-другой Эдриен превратилась в довольно высокую девушку, и домой ее стали подвозить ребята постарше. Она крайне благоразумно настояла на покупке мотоцикла, как только достигла того возраста, когда ей можно было им управлять, – в Оклахоме это четырнадцать лет. А еще начала оставаться на ночь в пентхаусе небоскреба, где в то время никто не жил: Эдриен звонила очень поздно Лидии, заявляла, что пьяна и что быстрее дойти до небоскреба, чем пытаться доехать до дома. Лидия дала ей понять, что Эдриен вовсе не обязательно будить ее каждый раз, как она напьется, и можно просто в случае необходимости идти в пентхаус. Таким образом Эдриен туда и переехала, накупила себе новой одежды и решила, что на Двадцать восьмую больше никогда не вернется. А если надо будет подписать какие-нибудь школьные документы, занесет их тете в офис. Она заказывала себе шашлык и бублики с доставкой. Стирку отдавала швейцару, а тетя оплачивала. Уборщица заходила мыть санузел и выносить мусор. Лидия была этим вполне довольна и даже предложила шестнадцатилетней девушке вполне приличное содержание, раз уж та осталась одна. Ну, то есть это все мне поведала Эдриен, когда однажды ночью я не давал ей уснуть, рассказывая о том, как много для меня значат мои родители.