– Лидия, я уже не уверен, что хочу возвращаться в Нью-Йорк.
Она поймала мой взгляд.
– Лидия… хотел спросить, как думаете, смогу ли я работать в «Букер петролеум»?
По ее лицу я ничего не мог понять.
– И?
– Ну, я, наверное, думал, что надо хотя бы спросить. Наглеть я не хочу, меня просто эта мысль взбудоражила, и очень захотелось разузнать.
– Тебе нужна работа? – она заволновалась.
– Пожалуй, да.
– Расскажи поподробнее.
– Ну, – я хватался за воздух перед своим лицом, как бывает со студентами, когда им кажется, что вот-вот удастся победить заданный вопрос. – Может, я смогу устроить свою жизнь в Талсе.
Лидия пристально смотрела на меня. Надеюсь, она мне поверила.
– …или, может, вы знаете, где еще я могу пригодиться в нашем городе…
– Нет-нет, – от этой мысли она отмахнулась, – но как же твои обязательства перед нью-йоркским журналом?
– Думаю, мой босс поймет.
– Что именно?
– Что мое место не там.
Лидия подождала, желая удостовериться, что я договорил, потом нахмурила лоб, как будто скептически, как будто я ее чуть не оскорбил. Несколько секунд она смотрела в окно.
– Это как-то связано с Эдриен?
– Не напрямую.
Она улыбнулась.
– Встреча прошла так, как мы ожидали, – сказала Лидия. Ее голос стал неровным; теплота, которую я заметил в начале разговора, остаточное свечение после встречи, рассеялась. – Мы будем ставить тепловые колодцы по всей северо-восточной Оклахоме. И чтобы слияние компаний прошло легче, мне придется увольнять людей.
– Ладно. Понятно.
Она улыбнулась, глядя себе на колени, пряди седых волос упали вниз.
– Думаю, мне можно взять еще одного ассистента на это время. Но я не знаю, о такой ли работе ты думал.
– Я бы с удовольствием выслушал ваше предложение.
– Джим, ты производишь впечатление очень амбициозного человека.
– Да.
Лидия была настороже и легонько кивала. Потом развела руки.
– Я не знаю, что тебе порекомендовать. Тебе эта идея пришла в голову только в эти выходные?
– Я всегда хотел вернуться, – я неопределенно махнул рукой. – Моя жизнь в Нью-Йорке была совсем уж пустой.
Лидия кивнула, потом начала качать головой из стороны в сторону, меняя угол наклона, размышляя.
– Ладно. Давай завтра поговорим.
Мне нужно было встать, но я не знал, как посмотреть на висевший за спиной занавес. Но я все-таки это сделал и увидел, что уже начало смеркаться. В окнах появилось отражение кабинета. Акт сыгран, мы замолчали, отражаясь в окне – она в простом платье, я в хороших брюках; мы держали спины ровно, как актеры в театре, а офис был нашей сценой. Я пропускаю Лидию вперед: она обходит стол, я следую за ней и закрываю за нами дверь.
5
Я поехал обратно в больницу: с головы до ног современный соискатель, тонкая рука лежала на рычаге переключения передач, сферическая голова не годилась ни на что, кроме как для шаржа на современную жизнь. Я снова забрался на крышу «Святой Урсулы» и угостился вискарем, чтобы отметить даже не столько успех в разговоре с Лидией, сколько свою устремившуюся вверх жизнь. Раньше всегда все максимально выходило из-под контроля в момент приземления. Я пошел обратно вниз лишь тогда, когда моя напыщенность в достаточной мере поплыла под воздействием алкоголя, и мне стало дышаться, как девятнадцати– и двадцатичетырехлетнему одновременно.
Эдриен лежала в мерцающем свете своих мониторов. Я уставился на нее. А потом вышел в коридор за кофе.
– А, вот ты и проснулась, – сказал я, когда вернулся. – Кофе хочешь? – Я принес два стаканчика.
Эдриен уже несколько дней лежала без сознания. Ей столько всего кололи, что у нее, скорее всего, были видения. И она слышала при этом нас, неправильно истолковывая во сне наши слова. Ее голова, тяжелая от лекарств, едва держалась, внутри все покрылось коркой, заполнилось страхом, все размазалось, не разобрать, что к чему. После аварии она, по словам Лидии, еще ничего внятного не сказала. Предположительно, Эдриен ничего и не понимала. Но тем не менее, согласно их красивым словам, она боролась. Барахталась. Наверное, как-то она догадалась.
Когда на нее надевали шейный корсет, Эдриен бормотала: «нет воды, нет воды, нет воды»; это мне рассказала и Лидия, и Род. Пустили этот слух врачи; якобы это было доказательством того, что свою вспыльчивость она не утратила.
Я пододвинул к кровати пластмассовое кресло, поставил его вровень с рукоятью, положил на него подушек, чтобы самому сидеть на той же высоте.
– Может, тебе интересно, почему я сюда приехал, – сказал я.
Я заметил, что сенсор размером с кредитку, который крепился к ее груди, наполовину отошел, и наклонился, чтобы поправить его. На коже под ним началось раздражение, но я все равно прилепил его обратно.
Пока я стоял, склонившись над Эдриен, мне хотелось подтянуть и одеяло. Я затаил дыхание. На ней было так много повязок, и все они зашелестели, когда я попытался его поправить. Я натянул одеяло по самую шею, а потом снова плюхнулся в кресло.
– Ты думаешь, почему я приехал, – я взял второй стаканчик с кофе и поднял его, зажав между ладонями и держа пальцы вверх; я заставлял себя пить. Я поднял тост.