Карта Талсы

Но вернемся к работе: заявление нужно сделать официально. Набирая номер своего босса, Хелен Мэк, я представил себе ее залитый солнцем кабинет, обычный рабочий день. Из окна открывается вид на полуденные небоскребы.

– Алло? – Как только я услышал ее голос, у меня сложился образ себя самого: способный, наивный. Молодой человек из Центральной Америки.

– Привет, Хелен.

К моему ужасу, главной темы беседы стало состояние Эдриен. Хелен, видимо, угадала, кем именно она для меня являлась – музой. Хотя начальница совершенно недооценила глубину. Мысли ее устремлялись к самому главному вопросу, притягивающему ее внимание, как магнит: сможет ли Эдриен ходить, когда это станет известно? Даже когда я сказал, что увольняюсь, она интерпретировала это лишь как следствие моих переживаний, вызванных аварией, – как неуклюжую попытку проявить мужество. Особенно она расстроила меня сообщением, что если я в ближайшие пару недель передумаю, то меня возьмут обратно. А еще Хелен хотела, чтобы я все это время звонил ей и рассказывал, как идут дела у Эдриен. Завершить разговор было крайне трудно.

Я захлопнул мобильник и положил согнутую в кисти руку на колени. Вот я сижу за письменным столом в номере отеля с телефоном на коленях. На обоях цветочный орнамент, белый на белом, матовые, как бархат, листья и лепестки. Старомодные. Я медленно протянул пальцы и дотронулся до обоев. Потом резко подскочил и пошел одеваться. Некоторое время назад мне пришло сообщение от Дженни: народ собирается обедать в забегаловке рядом с больницей Святой Урсулы. Я пойду туда.

Гвалт нашей группы меня восхищал. Мы всей толпой вошли в дверь, и обедающие, сидящие за отдельными узкими столиками, посмотрели на такое стадо молодежи настороженно. Официанток не было видно – я уже кое с кем поздоровался, в первую очередь с Дженни – и взял бразды правления в свои руки, предложив занять пустые кабинки у стены. Я двинулся в ту сторону, и все скопом пошли за мной. Я думал, что Дженни сядет со мной. Но каким-то образом вышло так, что я застрял за столиком с одними пацанами, в том числе с Ником. Парня, который сел рядом с ним, я видел впервые, но ему уделялось много внимания, он постоянно шутил, и беседа держалась на его злобноватых ремарках. «Ох, как мне нравится твоя нежная белая кожа, Ник. Мне так повезло, что я успел сесть рядом с Ником». Мой сосед слева начал рвать пакетики с солью. Я завел всю группу сюда, и теперь мне стало неловко от этого; собственный голос казался мне слишком громким, и когда подошла официантка, я чуть не прокричал свой заказ. «Подайте желе, подайте соль», – говорил я, когда еду подали. Никто и не интересовался, кто я такой.

– Эдриен просыпалась, – сообщил мне Ник.

– Говорила что-нибудь?

– Ну, она очень слаба. Напоминала папу римского по телевизору – лишь едва вытягивала руку и пыталась кивать тем, кто пришел. Ей еще надо окрепнуть. Врачи говорят, что ее тело сейчас в состоянии полного шока. Месяцы уйдут. Так что да, пока она могла произнести только «привет» да «спасибо».

– А о своем состоянии что-нибудь говорила? Как-то комментировала?

– Не в курсе, все вообще-то в основном ее подбадривали. Она много улыбалась, наверное, это хорошо.

– А ночью у нее просто крыша поехала.

– А. Ты с тетей разговаривал?

– Я был с Эдриен. Это я ее разбудил. А она начала метаться в кровати, – я посмотрел на других ребят за нашим столиком.

Шутник не обращал на меня никакого внимания, а Ник свел брови.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Ну, настроение у нее было не очень! – ответил я небрежно, чтобы не утомлять остальных. – Я думаю, это как раз подтверждение. Многие в больнице храбрятся перед окружающими. Но не Эдриен. Она была слишком зла.

– Конечно, – хотя лицо у Ника не излучало уверенности.

– Когда я с ней разговаривал, Эдриен вообще не казалась слабой. Но жаловалась на боль, а еще она думала, что ослепла. И ей жутко хочется снять повязку с глаз.

– О, ее сняли…

– Правда?

– Да, она глаза едва открывает, но понятно, что видит…

Ник попросил сидевших рядом ребят выпустить его и пошел в туалет. Я уткнулся в тарелку, хотя думал совсем о другом. Рядом со мной велся путаный разговор, я пристально смотрел на участников беседы. Но никто этого не замечал. Я принес с собой пакет с фотографиями, сделанными тем летом, когда я встречался с Эдриен. Они были квадратного формата, я уже забыл, на какой фотоаппарат я снимал, но помню, как относил пленку на проявку. И как забирал напечатанные снимки, думая: с какой завистью, наверное, работник фотостудии смотрел на фотографии Эдриен. На этих глянцевых квадратных фотокарточках она казалась прекрасной, как никогда, на них была поймана сама ее сущность. Одна мне нравилась больше всего: ее рука с подкрутом взлетает перед лицом, чуть не выйдя из сустава, мизинец выставлен вперед. Наглядное изображение экстаза.