Карта царя Алексея

В каждом простенке был голландский поставец с застеклёнными дверцами, чтоб сидеть, имелись не обитые сукном лавки с засунутыми под них сундуками, а наверняка фряжские, парчовые кресла. Бревенчатые стены были обтянуты узорной тканью, но главное, на одной из них противу окон висела картина.

Воевода не смог скрыть своего интереса и даже подошёл поближе, чтоб всё рассмотреть. Там был искусно нарисован стол, сплошь заваленный битой птицей, овощами и ещё какими-то диковинными, не иначе как заморскими фруктами, видеть каких Епанчину раньше не приходилось.

Хозяин тут же пояснил воеводе, что картину-де ему подарили, и осторожно намекнул, что пора садиться за стол, поскольку все уже собрались и ждут. Воевода кивнул и вслед за купцом прошёл в трапезную, где и впрямь уже были гости. Правда, их было всего человек шесть, уже знакомых Епанчину.

Воеводу с честью усадили во главе стола, по правую руку сел хозяин, а по левую – гере Ван-Лейден, тот самый, что прибыл в Архангельск с первым кораблём. Кто он, Епанчин знал от Никишки, и то, что иноземца посадили рядом, только подтверждало: сейчас этот Ван-Лейден на Иноземном дворе – главный.

Поначалу за столом всё было чинно, но по мере того, как два расторопных холопа, метавшихся от стола к поварне, всё подливали и подливали в кубки ренского, гости стали чувствовать себя гораздо свободнее, языки развязались, и в трапезной началось обычное шумство.

Ван-Лейден на правах старшего говорил только с воеводой, толмачил их беседу про Украинскую войну, на каковой Епанчину довелось побывать, сам хозяин, но только когда уже было изрядно выпито, иноземец, как бы между прочим, поинтересовался:

– Скажите, ваша честь, а дальше к западу удобные гавани найти можно?

Епанчин ждал, что его будут спрашивать о торговле или о пошлинах, и вопрос Ван-Лейдена оказался для него неожиданным. Потому воевода сделал вид, что уже перебрал ренского, и вроде как отмахнулся:

– Да кто ж его знает? Известное дело, поморы на своих кочах к любому берегу пристать могут.

Поняв, что пока нужный разговор не выходит, хозяин встал и громко, перекрывая шум, сказал:

– Прошу всех перемены ради туда, – и он показал на дверь, что вела в гостевую.

Никто не заставил себя упрашивать. Все поднялись из-за стола, к которому тотчас устремились оба холопа и начали споро менять посуду. Епанчин тоже встал вместе со всеми и, сопровождаемый Ван-Лейденом, прошёл в соседнюю палату, где иноземец, сделав галантный жест, обратился к воеводе на ломаном русском:

– Имею предложить, как воевода есть дорогой гость, маленький презент. Прошу смотреть…

Епанчин глянул, куда указал Ван-Лейден, и неожиданно увидел девушку. Она сидела на стульчике, стоявшем посередине гостевой палаты, её золотистые волосы были распущены по плечам, а в руках она держала лютню. Ощутив в груди странный холодок, Епанчин замер на месте и сделал следующий шаг, только когда хозяин торопливо придвинул ему кресло.

Подождав, пока все расселись, девушка тронула струны лютни и, глядя прямо на воеводу, запела. Слов её песни Епанчин толком не разобрал. Похоже, выпитое ренское ударило ему в голову, и сейчас воевода ощущал некое умиротворение, вызванное сладкоголосым пением.

Девушка спела ещё несколько песен, собравшиеся начали бурно выражать восторг, а Епанчин, стремясь стряхнуть внезапное наваждение, незаметно от хозяина вышел во двор. Вино таки взяло своё, в голове шумело, и воевода, не понимая толком, что происходит, бездумно смотрел перед собой.

Сколько времени он так простоял, Епанчин не понял. Он обернулся только тогда, когда кто-то мягко тронул его за локоть и негромко спросил:

– Пан воевода отдыхает?

Увидев рядом с собой неизвестно откуда взявшуюся ту самую девушку, Епанчин, стряхивая обволакивающий хмель, мотнул головой.

– Ты чего хочешь?

– Поцеловать тебя, – улыбнулась девушка и неожиданно в самом деле чмокнула воеводу в щеку.

– С чего это ты? – малость опешил Епанчин.

– А понравился, – задорно ответила девушка, и воевода вдруг ощутил, как кровь ударила ему в голову.

Но тут ему сразу же вспомнились слова келаря и, решив, что это всё по наущению Ван-Лейдена, воевода пьяно качнулся:

– Что, может, и в баню со мной пойдёшь?

– А это ежели позовёшь… – с некой заминкой ответила девушка и, резко отшатнувшись, поспешила в дом…

* * *

Старший корабел Дединовской верфи Ламберт-Гельд, стоя у самого уреза, неотрывно смотрел на выстроенную им здесь голландскую пинассу, парусное вооружение которой было завершено всего какую-то неделю назад. Речное дно в этом месте круто уходило на глубину, и оттого не обычный плоскодонный дощаник, а настоящий мореходный корабль мог стоять совсем близко от берега.

Работы шли больше года, зато теперь кроме первого военного корабля Московии, получившего гордое имя «Орёл», были спущены на воду и выстроились в кильватер за пинассой яхта, две шнеки и бот. Ламберт-Гельд посмотрел на них, убедился, что якоря держат хорошо, и снова залюбовался «Орлом».