В один из таких вечеров сеньор Фабрегас отвел меня в сторону и спросил:
— Ты не знаешь, что за игру затеяла моя дочь? Она же все испортит. Нельзя вот так разбрасываться принцами.
— Она испытывает его твердость и силу его любви, сеньор Фабрегас. Монтсе считает, что в их отношениях наступил застой, и принцу пора сделать шаг вперед.
Мало что доставляло мне такое же удовольствие, как водить за нос сеньора Фабрегаса, тем более что я понимал: он меня недолюбливает именно из-за близкой дружбы с его дочерью.
— Женщина идет на риск только тогда, когда ожидает большого будущего от своих амурных дел, в этом она как коммерсант, только в юбке, — рассудил сеньор Фабрегас, в очередной раз демонстрируя свой деловой склад ума.
7 ноября войска националистов заняли Мору-де-Эбро, 13-го взяли Ла-Фатареллу, а 16-го началось отступление республиканской армии. Тем самым был положен конец битве на Эбро. За сто шестнадцать дней, на протяжении которых велось сражение, погибли более шестидесяти тысяч человек. Согласно статистическим данным, во многих случаях помогающим представить себе масштаб события, национальная армия за один только день произвела тринадцать тысяч шестьсот восемь пушечных выстрелов. Отсюда высказывание генерала Рохо, главнокомандующего республиканскими силами: «В битве за Эбро не было никакого военного искусства, одна только техника, направленная на то, чтобы раздавить противника».
— В этом году зимы не будет, друг мой Хосе Мария. Через три-четыре недели наступит весна, — возвестил секретарь Оларра. То же самое он говорил и в прошлом году.
На следующий день мы узнали о смерти Рубиньоса: он погиб в Рибаррохе неделей раньше. Кажется, противовоздушная батарея подбила самолет республиканцев, да так неудачно, что он взорвался над отрядами националистов и убил четырех солдат. Я вдруг изумился, что даже не знал его имени.
В ту ночь, выглянув за перила балкона, чтобы посмотреть на город, я увидел лишь плотную, непроницаемую темноту. И тогда я понял, что, как и Рубиньос, я видел с этой террасы всего лишь проекции моих снов.
21
Пока будущее войны в Испании решалось на Каталонском фронте, Гитлер продолжал претворять свои планы в жизнь. В сентябре 1938 года в Мюнхене прошла международная конференция, в ходе которой Франция и Англия признали аннексию Германией Судет в надежде на то, что этим ограничатся территориальные притязания Третьего рейха.
В начале октября Юнио пришлось снова срочно уехать в Вевельсбург. Как мы узнали после его возвращения, двое ученых, занимавшихся поисками способа развернуть Карту Творца, не причинив ей вреда, умерли, после того как вскрыли футляр и попытались применить к папирусу камеру Обскура. Вскрытие обнаружило, что они погибли от того, что вдохнули слишком большое количество бацилл антракса
[39]. Первоначально Гиммлер и его люди думали, что, поскольку древние египтяне использовали яды натурального происхождения для расправы с врагами и для самоубийства, они могли отравить документ, чтобы он не попал в чужие руки. Однако поскольку ни Китс, ни художник Северн, имевшие дело с картой в первой трети XIX века, не пострадали, немцы отказались от этой гипотезы. Тогда подозрения пали на принца Чиму Виварини: его задержали в Вевельсбурге и обвинили в попытке покушения на жизнь фюрера и руководителей Третьего рейха. Юнио хватило пары фраз, чтобы опровергнуть эти инсинуации.— Я сам предупредил вас о том, что карту нельзя разворачивать в присутствии фюрера. Если бы моей целью являлось покушение, достаточно было бы позволить кому-нибудь открыть ее — и все присутствующие вдохнули бы антракс, — заявил он.
Тем не менее ему пришлось пройти через двухнедельный карантин (так он это назвал), на протяжении которого его биография и поведение подверглись тщательному изучению. Его держали в заключении в одной из комнат Вевельсбурга, запретив ему общение с окружающим миром до окончания расследования. После того как с принца были сняты всяческие подозрения, Гиммлер пришел к выводу, что покушение являлось делом рук «Священного союза», секретных служб Ватикана. Пропитав Карту Творца токсичным веществом, они преследовали две цели: с одной стороны, пользоваться картой становилось невозможным, пусть и на время; с другой стороны, это был способ покончить с Гитлером или с Гиммлером, а может, и с обоими сразу. Так что скриптор, продавший карту Юнио, вероятнее всего, поступил так не потому, что прельстился деньгами, а потому, что выполнял приказ «Священного союза».
Этот досадный эпизод не изменил планы нацистов, и через несколько дней из Вены курсом на Нюрнберг отправился бронированный поезд, охраняемый гвардией СС, который увозил сокровища Габсбургов, в том числе один из символов власти, которым мечтали обладать как Гитлер, так и Гиммлер, — Священное Копье Лонгина.