Карта убийцы

Когда все устроились перед камином, мистер Парк рассказал о том, как работал в хлебопекарной мануфактуре, как пытался стать бизнесменом, а затем миссис Парк включила акустическую систему. Она выбрала мягкий, мелодичный джаз, музыку, так резко контрастирующую с рассказами мистера Парка о своих коллегах, которые по вечерам спускали все деньги в стриптиз-клубах Бирмингема, которые по четвергам напивались так, что утром на следующий день заявлялись на работу все еще пьяными.

– Мистер Парк, а вы тогда были ангелом? – подняв бровь, спросила Сабина.

– Подобный образ жизни меня не интересовал, – ответил мистер Парк. – У меня хватило ума понять, как вести эту игру и когда из нее выйти.

– Вы не присоединялись к своим коллегам? – продолжала Сабина.

– Я без сожаления провожал их копать себе преждевременную могилу. – Залпом осушив бокал, мистер Парк открутил пробку с новой бутылки. – Я усвоил, что не всегда разумно следовать за другими. Иногда лучше прокладывать свой собственный путь.

– Наверное, вы трудились очень усердно, – заметила Сабина.

– Я трудился усердно, чтобы добиться желаемого, – ответил мистер Парк, а его жена удивила всех, забрав у него бутылку и наполнив всем бокалы до краев.

В камин отправилось еще одно полено.

Снова была принесена банка с шоколадными конфетами.

Один только Милтон хранил молчание, уронив подбородок на грудь так, словно он заснул. Дважды Блю замечала, как он моргал и что-то бормотал себе под нос. Она поняла, что он внимательно все слушает.

Сабина расслабленно развалилась в кресле, бокал на высокой ножке у нее в руке смотрелся как естественное продолжение тела.

– Ты всегда жила в Блэкпуле? – Из-за своего акцента она растянула последнее слово, отчего оно прозвучало необычно.

Бокал вина был у Блю уже пятым. Она наслаждалась тем, что сидела в мягком кресле. Наслаждалась тем, что находилась рядом с этой женщиной, первым человеком за долгое время, с которым, как ей казалось, она могла подружиться.

– Я родилась в Престоне. А ты когда переехала в Лондон?

– Когда мне было уже за двадцать. Чем ты занималась до того, как устроилась в хоспис?

– Работала на складе. А ты где работала перед тем, как стала аналитиком?

– Я всегда была аналитиком. У меня диплом по вычислительной технике. А ты училась в университете?

– Нет. Ты где училась?

– В Мюнхене. А в какую школу ты ходила?

– Я не ходила в школу, – не задумываясь, ответила Блю и почувствовала, как у нее в желудке перевернулись вино, виски и ризотто. Ей захотелось отозвать ответ, однако Сабина уже вопросительно склонила голову набок.

– Ты обучалась на дому?

– Ага.

– Должно быть, мать занимала в твоей жизни большое место, – сказала Сабина, а Блю подумала, что вряд ли сможет описать, какое огромное место занимала в ее жизни Бриджет Форд. – У тебя есть братья и сестры?

– Я с ними больше не общаюсь, – покачала головой Блю.

– Значит, вы жили вдвоем с матерью?

– Да, после смерти отца. – И это действительно было так. Целых несколько лет после того, как Девлина сразил инфаркт. Они с матерью вдвоем, в том доме. Они вместе ездили на выступления, вместе селились в дешевых гостиницах, стояли на сцене, держась за руки… До того вечера, когда тот мужчина схватил Блю за горло.

– Расскажи мне про Германию. Ты по ней скучаешь? – И, положив щеку на подголовник, Блю стала слушать рассказ Сабины про то, как та росла, ссорилась со своими братьями и сестрами, убегала из дома и возвращалась назад, как поступила в университет и впервые в жизни заскучала по дому. Она чувствовала, какое для Сабины облегчение говорить о чем-то другом, не о своей утрате, видела, как расслабилось ее лицо, разгладились складки на лбу, а морщинки в уголках глаз становились глубже с каждой новой улыбкой. Когда Сабина рассказывала о семье, ее акцент усиливался; когда она заговаривала о работе, в ее голосе появлялись легкие гнусавые нотки Лондона.

Блю представила себе карты Сабины, как когда-то давно представляла себе карты соседских детей. Перетасовать колоду и протянуть ее ей, ощутить легкое прикосновение кончиков ее пальцев, почувствовать поток ее энергии. «Ты была бы Верховной жрицей, – подумала Блю. – Ты была бы Королевой Кубков».

С последней каплей вина опьянение сразило ее, и она откинулась на спинку кресла.

– Ты прекрасная слушательница, – сказала Сабина, зеркаля ее позу.

– Господи, – зевнул мистер Парк, – уже почти полночь!

– Кто-нибудь хочет какао? – слегка заплетаясь языком, спросила миссис Парк. Щеки у нее горели огнем, как и нос, волосы растрепались.

– Ох уж ты со своим какао! – Мистер Парк поцеловал жену в макушку, и Блю увидела это сквозь туман алкоголя, сквозь марево огня. На нее накатилась меланхолия при мысли о матери и о том, какое горе обрушилось на Бриджет, когда умер Девлин.

– Я бы не отказалась, – сказала Сабина, – как и Блю.

– Вот как? – рассмеялась Блю.

– Да, это полезно для души.