Картахена

В конце концов он понял, чего от него хотят, ушел искать адрес в каком-то гроссбухе и пропал. Возвращайся с хорошим ответом, Каполивери, думал Маркус, прислонившись к стене гостиной и теребя тугую спираль телефонного провода. Получив номер, он собирался позвонить учительнице и спросить, не помнит ли она ученика, которого однажды выбрала, чтобы прочесть приветственное слово и спеть арию царицы ночи, и который не явился на концерт, сорвав выступление и доставив ей кучу хлопот. Если не помнит, значит, Ливорно тоже ни при чем. Такого ученика забыть трудно, ведь царицу ночи мог петь только мальчик с тенором-альтино, это редкий голос, вроде того, что у Хуана Диего Флореса.

Минут через двадцать тип вернулся и сказал, что ни телефона, ни адреса учительницы у них не нашлось, она уволилась лет десять тому назад. Но он работает в этой школе всю свою жизнь и попробует сам ответить на вопрос. В трубке шуршало и гудело, как будто там бились пчелы, и Маркусу пришлось несколько раз прокричать про царицу ночи, рождественский вечер с меценатами и прочее. Некоторое время Каполивери молчал, а потом сказал, что не помнит такого случая, хотя концерты бывали часто, особенно для монахов. Зато он может с уверенностью утверждать, что у мальчиков в интернате Сперанца не бывает уроков пения. Вместо этого их посылают колоть дрова на заднем дворе или клеить картонные коробки для супермаркетов. Пением занимаются только девочки, сказал воспитатель, потому что уроки оплачивает фонд, созданный оперной певицей, учившейся в приюте в давние времена, еще при Джузеппе Сарагате. У приюта на такую роскошь вряд ли нашлись бы средства. Вы уверены, синьор, что это был воспитанник, а не воспитанница?

Выслушав это объяснение, Маркус поблагодарил и повесил трубку. Воспитанница? Выходит, царицу ночи должна была петь девчонка? И эту девчонку окунали в котел с потрохами семеро ее конкуренток? Нет, это нам не подходит. Кто же тогда катался с конюхом в жокейской шапке и стрелял по мишеням?

Ему нужно было выпить, и он быстро отправился к себе в комнату, надеясь увидеть на столе ежедневную бутыль красного, оплетенную соломой. На лестнице он остановился и оглянулся на карту, издали похожую на индейское лоскутное одеяло. Ливийский флейтист – женщина? Зеленый Лигурийский лоскут подмигнул ему со стены.

Вина в номере не оказалось – похоже, хозяйка исчерпала свое гостеприимство. Усевшись в кресло, он достал стопку страниц, глубоко вздохнул, представил, что видит перед собой молодую женщину – босую, в бальном платье, – которая сидит напротив и читает ему вслух, и быстро пролетел весь текст от начала и до конца. Догадка, которая пришла ему в голову за две страницы до последней записи, заставила его пожалеть о том, что в номере нет ни капли спиртного. Когда он закончил, на колокольне Святой Катерины пробило одиннадцать. До главного пасхального шествия оставалось девять часов. А до открытия тратторий – тринадцать. Ладно, есть еще табак.

Усевшись на подоконник, Маркус набил трубку, догадка становилась все прозрачнее, теперь он удивлялся, что двигался к ней так долго. Покурив, он сел за стол, вытащил из ящика пачку исписанной бумаги, положил сверху чистый лист и размашисто написал:

Ливийская флейта

роман

Посидев некоторое время, прислушиваясь к сонному постукиванию дождя в жестяном водостоке, он помотал головой, смял листок и выбросил его в мусорную корзину. Слишком драматично и сильно отдает куркумой. К тому же он не намерен использовать тексты флейтиста в своей книге. Хотя соблазн велик. Петра была не так уж глупа, когда принимала меня за него, подумал он, то есть за нее. Я понял это теперь, когда прочитал ее тексты – никому не нужные, жестокие, мелкотравчатые и в то же время меняющие пространство вокруг тебя на совершенно другое. Настоящий синерукий джамбль, без единой трещинки.

И как, черт возьми, рассказать теперь клошару, что у него не виртуальный внук в Картахене, а живая горячая внучка под боком, в двух кварталах от гавани?

Что я ему скажу? Я спал с твоей внучкой в ее узкоплечей комнатушке, примостившейся под крышей почтовой конторы. Крыша была совсем рядом, я слышал, как ходят по ней портовые откормленные чайки, и чуял запах разогретой черепицы, запах сухой мяты и перца, исходивший от ее кожи, и запах собственного пота, потому что она заставила меня попотеть. А теперь можешь дать мне по морде, Пеникелла.