Картель правосудия

– Ага, ни за грош, – прогнусавил Назаров нараспев, также задумчиво. – Точно, ни за грош. Гитара есть? Сейчас музыку сочинять будем.

– Где ж я тебе гитару возьму? Ты не в подсобке магазина «Мелодия», а… – Палыч осекся и бросил колючий взгляд на Ваняя. Тот наблюдал за творческим процессом с явной злобой. Возможно, он и сам не отказался бы поучаствовать, но натянутые после вчерашнего отношения с Эльдаром и скользкая тема предполагаемой песни отрезали все пути к сближению.

– На кожаной флейте играй, Моцарт! Вон у Боцмана одолжи. У него знаменитый инструмент, с фирменным знаком. Небось уже хвалился? – Ваняй расхохотался гаденьким фальцетом.

– Вань, хочешь анекдот расскажу? – спросил Назаров. – Лев Толстой очень любил играть на балалайке, но не умел. Бывало, пишет роман «Война и мир», а сам думает: «Тень-дер-день-тер-тер-день-день-день». Или: «Брам-пам-дам-дарарам-пам-пам».

И за неимением настоящей он принялся перебирать аккорды на воображаемой гитаре, беззвучно открывая рот, с невероятным напряжением на лице, покачиваясь в такт никому, кроме него, не слышной мелодии.

– Первая строка: ля минор, ре минор, ми мажор, ля минор. Вторая – тоже. Потом: ля сэпт, ре минор ми мажор, пижон – ля минор. – Палыч, записав, изобразил работу мысли, подражая Назарову, брынькал на виртуальной гитаре, пытаясь воскресить в памяти блатной квадрат.

На этот раз Иван хохотал до слез, как ребенок, всхлипывая и колотя себя кулаком по колену.

– Ну ты конь, Боцман!

Палыч, не обращая внимания на реплику молодого коллеги, сгонял к себе и притащил из анналов чекушку и две стопки.

– За шлягер! – сказал он, наливая Назарову, и повернулся к Ваняю: – Э-э, а: несение караульной службы является выполнением боевой задачи в мирное время и требует от военнослужащего выдержки, бдительности и инициативы… – Палыч опрокинул рюмку, а Ваняй прыгнул на него сзади и огрел пистолетом по голове.

– Ты зачем старика ударил, Шаляпин? Нехорошо руки распускать. Придется доложить начальству и режим усилить. – Он вынес тело Палыча. Спустя час приехали давешние знакомые.

– Старик совсем охренел и допился, – жаловался Иван, – пришлось в репу съездить, нянчился с этим вот, водкой его угощал, а он его схватил и об решетку – хрясь!

– Ладно, с Боцманом без тебя разберемся. А ты куда смотрел, когда он его об дверь звезданул?

– Да если б не я – вообще убил бы…

«Пацаны» вкололи Эльдару нечто сильнодействующее, от чего он отключился и потерял счет времени. Единственное, в чем он был почти уверен: его ширяли неоднократно, по крайней мере остался смутный образ Ваняя со шприцем.

КАТЯ 11 февраля, день

Она медленно шла по Большой Якиманке, сосредоточенно размышляя, с серьезным риском угодить под машину.

Ну, хорошо, у нее теперь есть доказательство того, что Эльдар похищен, и в милиции ее вряд ли примут за истеричку, которую бросил любовник, а она по этому поводу решила поставить всех на уши. Однако, с другой стороны, что будет, если Кротков узнает об этом телодвижении? Эльдару определенно не поздоровится. К тому же он и сам, наверное, был бы против вмешательства органов. Где же выход? Шантажировать Кроткова пленкой в надежде, что он испугается, отпустит Эльдара и забудет обо всем? Глупо. Это открытое объявление войны, проигравший которой известен заранее…

Или попросить отца? Если родитель со всеми своими связями и влиянием бросится ей помогать, то возможно, что проблему удастся быстро урегулировать. Таких денег у отца, конечно, нет, но Кротков, сообразив, откуда ветер дует, сразу станет скромнее и сговорчивее. Только беда в том, что отец терпеть не может Эльдара. И что гораздо важнее, он никогда и ни при каких обстоятельствах не использовал свое служебное положение в личных целях и не станет этого делать впредь. А бросить ее в беде он тоже не сможет, значит, будет опять корчиться в моральных муках…

Вдруг у нее возникло навязчивое ощущение какого-то зуда в затылке. Ощущение, которое появляется, когда кто-то пристально, не прекращая, сверлит взглядом твою спину.

Катя выглядела весьма эффектно – высокая, стройная молодая женщина в оранжевой лисьей шубе, по воротнику которой рассыпались ее светлые волосы. Встречные мужчины оборачивались ей вслед и провожали долгими восхищенными взглядами, в которых, впрочем, сквозило удивление: почему она ходит пешком, а, скажем, не летает. Но это обычное явление, и она давно привыкла к такой реакции. Сейчас же было что-то иное. За ней следили.

«Пленка!» – запрыгало вдруг у нее в голове. А если они каким-то образом узнали и теперь охотятся за ней?! Первым импульсом было желание бежать со всех ног подальше отсюда. Катя взяла себя в руки, постаралась успокоиться и, лишь немного ускорив шаг, попробовала смешаться с толпой. Но взгляд «не отставал».

Она остановилась у витрины. Достала зеркальце и, делая вид, что придирчиво анализирует свой макияж, попробовала окончательно определиться с причиной своего беспокойства.