Картер

Я попыталась выдавить улыбку. Я не должна была удивляться. Нечему. Картер никогда не намекал, что он когда-нибудь назовет меня своей девушкой. Было глупо выставлять себя так, как мне посоветовали. Я развернулась, сказав, что мне нужно вернуться к работе, в то время как на самом деле я чувствовала себя полной дурой.

Через несколько минут группа была на сцене. Я успокаивала свое разбитое эго, не обращая внимания на неуверенные взгляды Мэл, когда я снова начала принимать у людей заказы. Я не позволю этому добраться до меня. Картер целовал меня каждый вечер, поэтому какая разница, как он называет меня перед всеми, верно?

Щемящая боль в моей груди говорила об обратном.

Краем глаза я наблюдала, как ребята готовятся к выступлению. Картер не был громким, когда говорил в микрофон. Это было из-за барабанов, за которыми сидел Рим. Он должно быть что-то испортил, но это вызвало совершенно противоположную реакцию. Девушки думали, что он был загадочным, и я обычно закатывала глаза, когда слышала некоторые вещи, которые они говорили.

— Он просто очень глубокий парень.

— Он серьезный, серьезные мужчины самые душевные.

— Спорим, что он самый философский парень из всех.

Крах надежд.

Они не видели его так, как я. Каждое утро он ждал в трусах, распевая тупые песенки, в то время как я ходила вокруг. Сегодня он был рядом со мной, стоящей на кухне и готовящей тосты. Он рифмовал «тосты» и «жарить» в строку, что не имело никакого смысла и было далеко от душевного.

— Это не имеет смысла, — сказала я ему.

Он сыграл несколько душевных аккордов на своей гитаре и снова запел:

— Если это не имеет смысла, тогда, Лия, ты, — пауза, — напряжена.

Тьфу. Но воспоминание о том, как я хлопнула его по руке, заставило меня улыбнуться.

Видите? Не из-за чего волноваться. У нас было что-то особенное, так что я не могла понять, почему то, что произошло сегодня, так на меня подействовало.

Немного позже я сделала перерыв и прислонилась спиной к стене рядом с баром. Я наблюдала за ним, погрузившись в слова, поющие о грустных воспоминаниях. Иногда он упоминал о женщине с кудрявыми волосами и грустными голубыми глазами. Я чувствовала, что он поет о своей матери, и мне хотелось, чтобы он рассказал мне о своем прошлом.

Он прошел трудный путь с самого начала. Я вспомнила, каким нервным он был в первую ночь, когда он должен был выйти на сцену. Он расхаживал по квартире в течение нескольких часов, в то время как мне пора было на смену. После того, как они нашли двух гитаристов в свою группу — Джареда и Лео, — они неделями репетировали в гараже. Я думала, что это поможет ему справиться с нервами, но на самом деле находиться на сцене перед незнакомыми людьми было совершенно иначе.

Я пыталась успокоить его, но в действительности я ничего не могла сделать. Потом он пришел ко мне, прямо перед тем, как Рим отвез нас, и сказал:

— Если бы я попросил тебя стоять там, где я мог бы видеть тебя, пока я пою, ты бы сделала это?

— Конечно, — ответила я ему. — Тебе даже не нужно спрашивать.

Кажется, ему стало легче, и он уткнулся своим лбом в мой.

— Хорошо. Ты нужна мне, вот и все. Если ты будешь там, я могу просто смотреть на тебя и притвориться, что это просто мы, понимаешь?

Я никогда не забуду, как сдавило мое горло. Я просто улыбнулась ему в ответ, потому что я была уверена, что он услышит, как дрожит мой голос, если я заговорю. И когда в тот вечер пришло время ему петь, я стояла там, где он мог меня видеть, а он смотрел на меня все время, пока пел. Нас было только двое, у ручья, он раскрывал свою душу, и я слушала, затаив дыхание.

Теперь для него быть на сцене стало естественно. Он не смотрел на меня, пока я не останавливалась на видном месте. Он излучал очарование и уверенность, больше не был похож на человека, нервничающего при виде незнакомых людей. Он оглядел толпу перед ним, и любил он это признавать или нет, но его «трахни меня» взгляд остановился на каждой девушке в зале, и они считали себя самыми привлекательными. Крики были просто оглушительные. У меня отвисла челюсть, когда некоторые девушки достали свои сотовые телефоны и начали снимать его. Что они намерены делать с отснятым материалом? Я хотела было спросить, но Мелани запретила мне разговаривать с «тусовщицами», как она их называла, намекая мне на возможности нанесения мной тяжких телесных повреждений, что было абсурдно. Я бы никому не навредила… слишком сильно.

Картер постепенно становился здесь своего рода легендой, и если он начнет встречаться с девушкой, этот образ рухнет.

Подошла Мелани и устроилась рядом со мной, разглядывая рок-группу.

— Он назвал меня другом, — тихо сказала я ей.

— Тебе нужно заставить его ревновать, детка, — ответила Меланис негодованием.

— Это мне не подходит. Это яд.

— Яд или нет, но у тебя есть эта сила. Или ты хочешь быть «другом» всю жизнь?

— После всего, что мы пережили, кто мы на самом деле?

— Если он говорит людям, что ты его друг, тогда да, Лия, так и есть.

Черт.