Картезианская соната

Попробовать уладить дело? Уолтер открыл один глаз — пока все было на месте: его вещи, его дом, его история. У него появились новые друзья, можно ли так просто оставить дядюшку Чарли и тетку Софию, или Мэй с Эдной, Нону или… да хоть ту же кузину Клеллу и мисс Лич? Он мог поклясться, что кружевной набор все еще в буфете. И полотенце Берты на месте. Заключить сделку. Допустим, он предложит, что останется здесь надолго, за сниженную плату, и Бетти наверняка будет довольна, ведь тогда комната не будет пустовать, и всегда будет под рукой кто-то, на кого можно рассчитывать, спокойный и надежный, а заодно ему можно будет поручать разные дела — скажем, принести дрова из сарая, оттащить багаж к машине, подкупить кое-что в городе; и будет за кого молиться по утрам, и этот кто-то будет ждать этой молитвы и благочестиво складывать руки, если ей приятно видеть их сложенными, и будет веровать, и лелеять то, что ей дорого, и история ее семьи станет отчасти его историей, он будет справляться о здоровье ее мужа, и слушать ее рассказы, и наслаждаться ее блюдами (ей это будет приятно) и сервировкой стола… А стол будет нежиться в утреннем свете каждое утро, и полированное дерево будет сиять сквозь кружева, как река зимою — сквозь лед… Господи, до чего больно… и страшно… Он может предложить ей вести всю бухгалтерию — страшно… Может посоветовать, как повысить доходы, — еще страшнее… Одним глазом увидел он кружочек разрезанного киви, словно зеленую монетку, добытую из древнего клада…

Иначе нельзя. Иначе просто нельзя. Уолтер вскочил. Он пытался выглядеть энергичным и отважным. Он будет… он станет… ну, в общем, достойным. Он натянет на себя оптимистическое мировоззрение, как летнюю одежду. Он заставит душу свою трудиться, хоть она и заплыла жирком без практики. Он сам назначит себе меру и станет тянуться к ней. Так когда-то он мальчишкой тянулся, стоя у дверного косяка, чтобы оказаться выше той отметки, до которой в прошлый раз доставала его голова. Это — его последний шанс стать Уолтером Риффатером. Ванна распарит и смягчит его самые жесткие помыслы. А сытные и полезные завтраки Бетти согреют и упрочат ту холодную и тонкую струну, что дрожит в его душе. Только представить себе жизнь, проведенную рядом с… нет, не рядом, а за этим письменным столиком, всех сокровищ которого он даже еще не перебрал… Он должен сделать так, чтобы это свершилось. Он будет таким мягким — хоть на хлеб намазывай. И свадебные гости — милые люди — выстроятся в очередь, чтобы пожать ему руку: Мод и Вирджил, и Глэдис, и особенно Мертис Стертевант. И каждый вручит ему подарок. Серебряный нож для масла? Спасибо большое! Будильник? О, я о нем давно мечтаю! Картина в рамке из фруктов, о, как оригинально, вилка для пикулей, как мило вы придумали… Он почувствует себя женихом. Долой клетчатые рубахи, грубые пояса и тесные штаны. Деньги и ложечки…

Уолтер вернул адрес в исходное положение — палаточкой. Рядом с адресом располагался свадебный вертепчик с крошечными кукольными фигурками жениха и невесты, разумеется, стоящих рука об руку, на краю лужайки бессмертников, посреди которой под маленьким стеклянным куполом томились в плену птичка из ваты и две — с ума сойти! — веточки, перевязанные розово-голубой ленточкой. Да это же фигурки со свадебного пирога! Как умно. А ленточка двух цветов — это детки. Под стекло подсунута картонка размером с игральную карту. Я вижу ее. Я тут сижу, за своим письменным столом и вижу ее, и беру в руки. «Да благословит вас Бог за то, что вы не курите здесь». Ансамбль замыкает желтая свеча. И уж точно она не имела и не имеет никакого отношения к огню.

Да и кому придет в голову зажечь эти фитили и нарушить их белизну? Кто рискнет закапать воском стекло, салфеточку и полировку под ними? Свечные огарки такие некрасивые, оплывшие, бесформенные. А здесь свечи стоят в девственной чистоте и неприкосновенности, чтобы можно было вспомнить о живом огне, о его бликах и мерцании, ощутить его романтику.

Уолтер затаил дыхание: не заглянуть ли теперь в нижние отверстия? Или отложить это на следующий вечер? Только будет ли этот следующий вечер и за ним еще другие? Впрочем, ничего особенного там не нашлось: запасная свеча, маленькая Библия (ах, вот она где), еще меньшая книжица о языке цветов, поздравительная открытка, прозрачный стеклянный сосуд, заполненный этим, ну, как его… сушеным, а за ним — репродукция религиозной картины в изящной — по-настоящему изящной — деревянной рамке (это он решил исследовать позже), а потом что-то вроде серебряной корзинки с подушечкой, утыканной булавками, и наконец, аптечный пузырек зеленого стекла, совершенно пустой, если не считать воздуха. Уолтер повертел пузырек перед глазами. Чем он, собственно, любовался? Формой, цветом, стеклянной нарезной крышечкой? И почему?