Картезианские размышления

Ii y aa?ionu e oiio, ?oi oioae neacaou, - e aa?ua?o ?eciaiiuo i?eau?ae. Ii eiiaaa, aiai?eo Aaea?o, iaoe no?anoe. iiaoo auou noieu neeuiuie e ianoiyoaeunoaa aie?oa oaeeie, ?oi iaaieuii ieioeia i?eau?ae, auno?iaiiay aey caueou iacaaeneiiai ainoaa, a oi?iaa - ai eiy o?oaa, eiaaa ou ynii aeaeou naia i?aaiacia?aiea, ieeai ia caianoeiia e ie ia ?ue iea?e ia ia?aeeaauaaaiia, - yoa ieioeia i?i?uaaaony. Aaea?o aue aieuoie ?aaeeno a yoeo aaeao, ii iiieiae ?aaeuio? oeceieiae? e aicii?iinoe ?aeiaaea e iiyoiio aiai?ee oae. Anee o? nianai iaaiiaioo, e iu ia ii?ai ie?eouny ni a?aiaiai (o.a. n ie?o?a?ueie), e neeuiua ia?a?eaaiey ?aoo ieioeio ia?aaioaiiuo i?eau?ae, oeeaaa, io?aiy?uaai iieie aooe e iacaaeneiue ainoa e aie?, oi ana ?aaii anou auoia, anou ?aoaiea. E ?aoaiea iiyou ?a, eacaeinu au, iana?uaciia. Aaea?o ?aeiiaiaoao neaao?uaa: ainoaoi?ii ?anniao?eaaou ie? eae oaao? e ia i?eaaaaou (ia?aoeoa aieiaiea, aaeuoa naiia nouanoaaiiia, ana ii?ii ?anoeo?iaaou ?a?ac yoi) naiei ee?iui a?aiai aieuoaai cia?aiey, ?ai a?aiai aiia?a?aaiuo ia?niia?ae, "?acua?uaaaiui aeoa?aie, eiaaa iie ecia?a?a?o ia?aa iaie aanuia i?a?iua niauoey"5.

Вдумаемся. Вот мы в театре, а на сцене бушуют страсти, и, естественно, мы переживаем и можем даже плакать или негодовать, хотя в глубине, где-то в затылочной части нашего сознания прекрасно знаем, что все это нереально. Условно. Поскольку мы ведь не умираем, посмотрев спектакль. И Декарт как бы спрашивает: а разве к себе нельзя относиться точно так же?

Сошлюсь в этой связи на другого выдающегося мыслителя - Эрвина Шрёдингера, которого тоже - уже в XX веке - интересовал, в сущности, сходный вопрос: умирает наше "я" или не умирает, и бояться нам в жизни смерти или не бояться? Ведь наша жизнь, говорил он, есть не что иное, как последовательность проходимых нами персонажей, которые не менее ирреальны. В том смысле, что к ним не применим термин "смерть". (Я пересказываю сейчас с помощью Декарта то, о чем размышлял Шрёдингер.) Они так же ирреальны, как, выражаясь словами Декарта, персонажи пьес. И Шрёдингер задавал такой вопрос: вот вам было 16 лет, и вас раздирали страсти. А что осталось от того "я", которое было носителем этих страстей? Как некое воплощение "я", ведь это были вы - вместе с вашим телом, с вашими переживаниями и т.д., но вы же его не помните. А вы есть. Значит, вы - другое "я"! В каждый данный момент ваши прошлые "я" казались вам, что они самые важные, самые последние, а они сменились, даже не породив понятия смерти. Они все умерли, а термин "смерть" даже не возник, И, может быть, ваше "я" - сейчас - есть также воображаемый, воплощенный на несколько часов, на несколько дней или месяцев персонаж, который тоже сменится другим, как и все предшествующие персонажи. Зачем же, говорит Шрёдингер, бояться смерти? Конечно же, мы бессмертны. Это несомненно. Это я уже добавляю, вспомнив слова Спинозы. Но только в том смысле, который я пытался навеять взаимным проецированием одного на другое этих разных возможных состояний нашего "я".

И последнее, на что я хотел бы обратить сегодня внимание. Декарт говорил - можешь только ты. Суть его философии можно выразить одной сложноподчиненной фразой: мир, во-первых, всегда нов (в нем как бы ничего еще не случилось, а только случится вместе с тобой), и, во-вторых, в нем всегда есть для тебя место, и оно тебя ожидает. Ничто в мире не определено до конца, пока ты не занял пустующее место для доопределения какой-то вещи: восприятия, состояния объекта и т.д. И третье (не забудем, что прошлое враг мысли, борясь с прошлым, мы восстанавливаем себя): если в этом моем состоянии все зависит только от меня, то, следовательно, без меня в мире не будет порядка, истины, красоты. Не будет чисел, не будет законов, идеальных сущностей, ничего этого не будет.

И лемма к этой теореме звучит так, и она свяжет нас с декартовским великодушием: "Бог невинен, а мы свободны". Ведь великодушие диктует нам видеть во всем, что вокруг нас, не то, что сделали другие, не то, как сложился порядок, в том числе и Божественный (не надо думать, что Бог вмешивается в наши дела, что он причина окружающего зла); надо смотреть в себя, прийти к себе. Так вот, повторяю, лемма такая: "Бог невинен, а мы свободны". То есть Бог не предшествует нам во времени. Такая странная фраза, противоречащая, казалось бы, всей теологии, философии и чему угодно, которой можно объять Декарта, ну... объять так, как предмет, о котором еще дальше нужно думать, а не в том смысле, что мы уже это поняли.