Читаем Картезианские размышления полностью

Niaeanii i?eioeio aac?acee?ey, i eioi?ii y aiai?ee, iie aanniuneaiiu, neo?aeiu e ia eia?o ieeaeiai cia?aiey, ii ?eooae eo aie?ai nouanoaiaaou e aie?ai iaoeinieoaeuii niae?aaouny. E eae i?eia?aoaeuii nia?ou Aaea?oa ia?aeeeeaaony ni nia?ou? Nie?aoa! Aaea?o aaau oia?, auiieiyy i?aaeea i?eiyoie ei ianee. E aai aaenoaeoaeuii oaeee, oae ?a eae oaeee Nie?aoa. Nie?aoa oaeee, ?oiau ecaaaeouny io iaai, eae io iniu, oaeee iai?eyoeai, a Aaea?oa, eioi?ue ne?uaaeny aieaa oiaei, ?ai Nie?ao, oaeee - e?aiau?, eae au ?aniyee ia e?anoa aai ?a ia?aca, aai i?eaaiee. Oaaaneay ei?ieaaa E?enoeia, i?e aai?a eioi?ie ii ieacaeny a ea?anoaa ianoaaieea (e eioi?ie ii, enoaoe, iaienae i?ae?aniia ienuii-o?aeoao i i?e?iaa e?aae), oaeea naiaai e?aeiiai oeeinioa aanuia i?inoi: iia iiaaeaea (a ?aeaiea ei?ieaau - caeii aey aai?yieia) a iyou ?ania oaaaneiai oo?a (!), oo?a no?aiu ii?oe aa?iie oaiiiou, euaia, neae e iaaaaaae, ?eoaou eaeoee ii oeeinioee - ia naa?o? ei?ieaaneo? aieiao. E yoi - Aaea?oo! I?aanoaauoa naaa, eaeiai aio auei aio, eioi?ue a naiae iau?iie, ii?iaeuiie ?ecie i?eaue i?aaaaaouny ?aciuoeaieyi a iinoaee ai iieoaiy; o?aiooco, ?iaeaoaiony iia nianai a?oaei iaaii, anoaaaou iia aa?ii oaiiui iaaii a ?aou?a ?ana i?iiicaeiai oo?a, ?oiau ?eoaou eaeoee a iyou ?ania! I?inoi a a?i?u a?inaao io iaiie iunee ia yoii. Eiia?ii ?a, ii oia? io iaiiaiou, a i?inooaa e a?eii - aiaoiee oie?ie. Ii e oeeiieouny auei iaeucy (eae Nie?aoo io oeeoou): iau?ae e i?aau no?aiu. E ou eo i?eiye (ionou eae ianeo), iiyoiio ia ii?ao auou e ionooieaiey. Eai aa?a a iaeii iii oie?oi?eo ana inoaeuiia, aieaa aa?iia, aanu o?oa ?ecie, eeoeo aai oaaaeoaeuiinoe (aua iaei ocae oeeinioee!). A "eaieaue" ia ii?ao aiionoeou yoiai - ii neeoeii auniei noaaeo o?oa e oaieo, oaa?aao aai, iniaaiii naie, ciay, eae ii o?oaai e ?aaie e eae e?ae ecaaaa?o aai, aioiaua aaeaou ?oi oaiaii, eeou au ia aaeaou yoi. E iao, niaeanii aai oiic?aie?, i?aaoanoao?uae ?aaiou, i?ioeuo, aieaa aa?iuo nie?iaeu - iia any caanu, nae?an, e ou aanu, oaeeeii caanu e nae?an. Iia ianeie, eioi?ay ii?ao auou e?aie, ana ?aaii eaeie, ii eaeay-oi aie?ia auou, - e i?iaaeuaaaony ?aaioa oeeinioee.

Итак, сомнение, уход в зазор, подвес и глядение оттуда, как философы иногда любят говорить, каким-то смертным зрением, которое появляется после прохождения точек интенсивности. Что пытается увидеть этим зрением Декарт? Перед нами очень интересная вещь, которую я условно назвал бы "картезианским экспериментом", потом это повторится у Канта, и будет у него называется "двойственным рассмотрением". И кстати, он не случайно употребил это странное словосочетание, которое лишь кажется стилистическим излишеством, а на самом деле имеет глубокий и содержательный смысл. Ведь почему-то, если вы помните, Кант говорит об экспериментальном методе в философии, и он действительно ставил эксперимент. Но этот эксперимент - декартовский, или картезианский. В чем же состоит этот эксперимент и почему Кант назвал его "двойственным рассмотрением"? Он состоит в держании вместе двух несовместимых, казалось бы, вещей. Вот мы вышли в зазор - это человеческая свобода. И в этом зазоре возникает вопрос. Есть ли вообще такая сила, благодаря которой в этом мире мог бы быть хоть какой-то порядок, хоть какое-то добро, хоть какая-то красота - по закону? То есть эксперимент состоит в попытке держать вместе свободу и закон. И Декарт был одним из тех великих философов (в этом смысле он повторил ход, проделанный уже Демокритом), который понял, что - странным образом - свобода несется и лежит на вершине волны необходимости. Только в мире, который полон, т.е. заполнен причинными связями, возможна свобода. Я читаю в ваших глазах недоумение и протест и понимаю это недоумение, поэтому это и есть эксперимент, попытка держать вместе два магдебургских полушария, как в знаменитом физическом опыте, где какая-то сила держит их вместе. И здесь сила философского умозрения есть держание этих двух исключающих одна другую вещей. Декарт говорит: "Бог не творит в мире никаких чудес". То есть философу нужен такой мир, в котором не бывает чудес, и тогда может реализовываться человеческая свобода, тогда человеком не играют никакие демонята и никакие силы. Чудес в мире нет. Бог!.. Нет никакой инстанции, которая бы хитро творила какие-то чудеса. Такой мир был бы неконтролируемым, и в нем не могла бы реализовываться никакая свобода, если под свободой подразумевать усилие прямой линии или порядка. Иными словами, порядок или прямая линия предполагают, что они держатся все время на каком-то беспрерывно возобновляющемся усилии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука