Картезианский развратник

И вот однажды я увидела в приемной красивого черноглазого юношу, который с охотой отвечал на мои взгляды. Это вызывало во мне странное ощущение — щекотливое, пикантное, абсолютно не похожее на обычное удовольствие, которое я получала в присутствии других мужчин. И я невольно обратила на него внимание. Хотя поначалу мои взгляды и не производили на него впечатления, вскоре моя настойчивость вызвала в нем ответные чувства, и он больше не отводил свой взор от меня. В нем не было ни тени робости, даже наоборот, он казался дерзким и в то же время очаровательным, что, должно быть, покоряло всех понравившихся ему женщин. Он улучил момент, когда его сестра отвернулась, и сделал мне знак. Сначала я не поняла, что он хочет, но на всякий случай улыбнулась ему, и тогда он осмелел и стал мне делать уже такие знаки, значение которых было невозможно не понять. Он сунул руку себе между ног, кровь бросилась мне в лицо, но я невольно следила за ним краем глаза. А потом он вытащил руку и сделал жест, по которому несложно было догадаться, что он хотел сказать: то, за что я только что держался, вот такой длины. Я затрепетала. Приличия требовали, чтобы я тут же удалилась, но о каких приличиях может идти речь, когда в дело вступил зов сердца. Страсть заставила меня остаться, я потупила взор, изображая стыдливость, но вскоре взглянула на Верлана, так его звали, стараясь, чтобы мой взгляд был гневным, но от удовольствия он получался томным. Юноша это заметил, как и то, что я за ним наблюдаю и что вовсе не осуждаю его за пикантные проделки. Он воспользовался моей слабостью и чтобы развеять все сомнения в его возбуждении, сложил большой и указательный пальцы левой руки и принялся всовывать и высовывать из этого подобия щелки средний палец правой руки, испуская страстные вздохи. Таким хулиганским образом, он намекал на сладостные обстоятельства, и у меня не было сил гневаться на него, хотя и следовало бы за подобное неуважение к девице. Ах, Сюзон! Сколько радости он мне доставил! И насколько больше мне хотелось бы получить от него, останься мы наедине! Но даже случись это нашему счастью препятствовала бы решетка.

В этот момент мою подругу позвали: она сказала нам, что пойдет посмотрит, чего от нее хотят, и сразу же вернется. Ее брат воспользовался удобным моментом, чтобы выразиться яснее. Он не стал тратить время на долгие разговоры, но зато его слова были более чем красноречивы. И хотя он не был вежлив в понимании общественности, его пылкие комплименты я впоследствии вспоминала с наслаждением. Наверное, я отличаюсь от других женщин, но меня гораздо больше воспламеняют неосторожные слова, в которых слышится голос самой матери-природы, чем всякие пошлые любезности, ничего не дающие ни уму, ни сердцу. Но вернемся к комплименту Верлана, вот что он сказал мне:

— Не будем терять время, вы прекрасны, должно быть нас свела судьба. Я умираю от желания вставить вам, скажите, как можно проникнуть в ваш монастырь.

Меня настолько поразили его слова и манера выражаться, что застыла от удивления, и прежде чем я пришла в себя, он успел просунуть руку сквозь решетку, пощупать мои сисечки и изречь еще несколько нежностей в том же духе. Но даже очнувшись, я поняла, что не в силах остановить его в проявлении чувств. В этот момент нас и застала его сестра. Она рассердилась, отругала и меня и брата, и больше я его не видела.

Вскоре весь монастырь узнал о моем поступке. За моей спиной шептались, на меня показывали пальцем, меня высмеивали. Однако пока эти сплетни курсировали среди пансионерок-красавиц, я была уверена, что они не проболтаются, но вот когда стали шептаться уродины, я начала беспокоиться. Именно эти особы, не сомневавшиеся в том, что уж с ними-то такого греха никогда не случится, раздули скандал — сперва тихий, а потом настолько громкий, что он наконец дошел до старух. И тогда я перепугалась по-настоящему, ибо суровые монахини собрали целый совет, чтобы обсудить между собой, насколько бесстыдна девица, позволяющая трогать себя за грудь. В глазах клики этих старух-монахинь, кичившихся своими высохшими от целомудрия прелестями, то было непростительное преступление. Случай сочли серьезным, и меня было решено изгнать из монастыря. А ведь я только об этом и мечтала! Но за мной имелось хорошее приданое, и моя мать смогла убедить монахинь, что заставит меня пойти на послушание, чему они несказанно обрадовались. И тогда они решили, что если потребуется, то ко мне применят силу. Я предвидела что-то подобное и заперлась у себя в комнате. Дверь выломали, и старухи набросились на меня. Я укусила одну, оцарапала другую, я отбивалась ногами, рвала их одежду, чепцы и, в итоге своего успешного сопротивления все-таки смогла заставить своих врагов отступиться от их замысла. Они прекратили нападение, сообразив, какой скандал разразится, если в монастыре узнают, что шесть монахинь не смогли справиться с юной девушкой. В тот момент я чувствовала себя львицей.