Картина

На улице разгулялось горячее лето. Пахло цветущей липой. Они обошли дом со стороны реки. Там стояли чугунные кнехты. Песчаные отмели были чисты, река блестела, нежилась на солнце. У черного хода, в жарком затишке, так же нежился мужчина в тельняшке, лежал, угретый солнцем, раскинув могучие руки.

— Дядя Матвей, тут товарищ интересуется Лосевым, вы знали его?

Матвей привстал, осмотрел их разомлевшими светлыми глазами.

— Про Сергея Степановича?

— Они из Москвы, реставраторы.

— Реставрировать — это у нас могут, — сказал Матвей. — Делать не умеют, а реставрировать могут. Было б что.

— Диоген, — сказал реставратор. — Главный философ города!

Матвей зевнул, прислонился к стенке.

— Обиделся? Хоть ты и реставратор, но не имеешь подхода. Нетерпелив. Я про Лосева все могу. У нас с ним сколько разных дискуссий было. Он меня признавал. Самостоятельный был начальник.

— Что же с ним стало? — спросил Бадин.

— Человек из легенды! Вот он кто! От своей должности добровольно отказался. Повышение ему предлагали. Не принял. Такую власть давали — не взял!

— Это почему?

— То-то и оно! Значит, произошел у него переворот событий. А если все взвесить — загадка. Задуматься надо бы, да некому.

— А теперь где он?

— Филиал строил. Потом уехал. Исчез с поля зрения. Но я полагаю, что он вернется.

— Почему же?

Матвей прищурился на солнце и сказал с загадочностью:

— Ситуация жизни потребует такой личности!

Пешком прошли они через мост к школе. На мосту постояли. Река текла внизу, обнимая город плавной дугой, видная далеко. За городом начиналась набравшая цвет нежная зелень полей, перелесков, под солнцем блестело новое шоссе, и над всем большое, вздутое теплым ветром, синее небо.

В школе, на первом этаже, была выделена специальная комната, с отдельным ходом. В комнате выставлялись лучшие работы юных художников, висели фотографии из жизни Астахова и в простенке картина. Взяв указку, экскурсовод показывала соответствие картины с натурой. Все обрадованно занялись сличением, каким всегда занимались впервые пришедшие сюда.

— …потому сходство не буквально фотографическое, а художественное. Полная безмятежность пейзажа похожа на счастливое воспоминание детства. Мирно, спокойно течет река, осененная зеленью. Все напоено воздухом. Художник сознательно заостряет контуры дома Кислых, в этот период для него характерны поиски новых средств выразительности. Решения его спорны, страдают субъективизмом, тем не менее в этой картине он достиг…

— Милая девушка, — мягко прервал ее Бадин, — моя старая статья в вашем исполнении выигрывает, но все равно я вижу, насколько она стала плоха. Не пользуйтесь ею, пожалуйста.

Она подняла на него длинные, толсто крашенные ресницы.

— Я не знала, что это вы. Нам ведь дают методичку… А вот наш директор!

Тоненький паренек в синей спецовке поставил стремянку («Карниз надо приделать для занавески»), представился («Исполняющий обязанности директора») — Анисимов Константин Дмитриевич. Был он сдержан и очень серьезен.

Услышав фамилию Бадина, он несколько оживился.

— Мне о вас рассказывала… Тучкова.

— Это та, что к Астаховой приезжала? Учительница, маленькая такая? Да, да. — Бадин вынул трубку, они помолчали, улыбаясь друг другу с внезапной симпатией.

— Погодите, она ведь здешняя?

— Она переехала в Белоруссию, — сказал Анисимов.

— Экая досада. И Лосева нет. Вы его знали?

Анисимов молча кивнул.

— Вам известно, как эта картина к вам в город попала? Я как раз был свидетелем.

— Известно, — остановил его Анисимов. — Тучкова все записала, почему, например, вы не хотели продавать картину и как Ольга Серафимовна ради Лосева… — он произносил быстро, тихо, так что один Бадин разбирал. — У нас хорошие фонды. Про Лосева подробно записано. Знать-то мы знаем…

Бадин довольно похлюпал трубкой, ему нравилось то, что недоговорил этот парень.

Разглядывая в открытое окно дом Кислых, реставратор поскребывал бородку, доказывал, что дом окрашен слишком грубо, краски не подобраны и нарушают…

— Обещали, что к концу лета выцветет.

— А иву зачем спилили? Торчит огрызком.

— Надломилась она весной, — пояснил Анисимов. — Ствол надпилен был.

Реставратор покачал головой и прицокнул, выражая осуждение невежеству.

— Эх вы, способы есть стволы укреплять. Надо бы такие вещи знать. Элементарно. Такую ценную деталь нарушили. Дом отстояли, а дерево профукали! Упущение.

— Брось ты цепляться, — воскликнула аспирантка. — Все равно это чудо. Дом — прелесть! Силуэт смело как сделан, а крыша! Ваш Морщихин молодец, сохранил подлинное украшение.

— Нам повезло, — с гордостью сказала девушка-экскурсовод, — он много музею делает, он понимает в искусстве.

— Да, да, — согласилась аспирантка. — В такой глуши люди могут оценить сложную живопись, мало того, наладить ее взаимодействие со средой.