Картина с кляксой

– Молодцы! – похвалила нас мама и принялась перебирать грибы. – Славная будет у нас жаренка. Так, а это что такое? – Она немного удивилась и стала раскладывать грибы на две кучки. И почему-то начала вздыхать. И поглядывать на Алешку. А потом позвала папу. Он в это время косил под березами траву.

– Вот, отец, полюбуйся. – Она кивнула на одну кучку грибов, а потом на Алешку. – Неужели он так сильно нас не любит?

Папа посмотрел, хмыкнул:

– Бледная поганка. Укус смертелен. Что скажешь? – Это он Алешку спросил. С отцовской строгостью.

– Что? – задумчиво спросил Алешка. – Их, что ли, совсем нельзя есть?

– Ну почему же? – улыбнулся папа. – Можно. Но только один раз.

– Это он от волнения, – заступился я. – К тебе сегодня подозреваемый придет. Ты его допроси как следует.

Лучше бы я промолчал.

– Так! – Папа встал и скомандовал: – Оба сейчас же – на ваш чердак! И чтобы я вас до вечера не видел и не слышал! Все понятно?

– Внятно изложил, – проворчал Алешка. – Прямо – таблица умножения. Семью семь – сорок семь. Тебе помогают, а ты…

– Мать, где мой широкий ремень? Он, похоже, соскучился без дела.

– Между прочим, – сказала мама, – во всем поселке все говорят, какие у нас славные дети.

– Это они так говорят, потому что эти славные дети не вертятся у них под ногами и не подкладывают в тарелку родителям ядовитые грибы. Марш на чердак!

Из-за этого чердака мы прослушали весь папин разговор с художником Истоминым. Ухватили только самый конец.

– Я только что был в музее, Сергей Александрович… – Это Истомин говорил. – Копии вместо подлинников – бесспорно мои. Но как они там оказались?..

– Припомните, может, кто-нибудь просил вас сделать копии? Или подсказал?

– Тут нечего припоминать. Это мои курсовые работы. Сделать копии рекомендовал мне мой педагог, профессор Вознесенский.

– Вот так, да? – Папа помолчал. – Но вот когда вы работали над ними, кто-нибудь этим интересовался?

Тут послышался смешок Истомина:

– Сергей Александрович, люди любопытны и не всегда деликатны. Почти каждый, кто посещал музей, заглядывал через мое плечо: а что он там такое малюет?

– Да, вы правы. Что ж, продолжайте работать, у вас хорошо получается.

– Спасибо.

– А майора Злобина я предупрежу, чтобы на вас особо не наседал. Скажу, что допросил вас сам.

– Это был допрос? – удивился Истомин.

– Да. А на моих ребят не обижайтесь. И пусть они сходят к профессору, вреда большого не будет.

– Только знаете, Сергей Александрович, – сказал Истомин, – он немного странный.

– Все мы немного странные, – усмехнулся папа.

Алешка ткнул меня локтем:

– Все равно пойдем, Дим, проверить надо. Родители тоже могут ошибаться. Даже полковники.

Истомин ушел, а мама сказала:

– Зиночка нас поужинать фруктами пригласила.

– Не слишком ли для одного дня? Ядовитые грибы, Зиночкины фрукты…

– Ты к ней несправедлив, – обиделась мама.

И оказалась права в недалеком будущем. Тетя Зина… Впрочем, не буду забегать вперед.

Профессор Вознесенский жил в довольно миленьком доме – в два этажа и с садиком, полным всяких цветов и фруктов. И хотя Истомин предупредил, что его учитель имеет некоторые странности, мы немного растерялись, когда дверь нам открыл маленький старичок в пижаме, под которой рябила полосатая тельняшка, а на голове у него красовалась морская бескозырка, на черной ленточке которой золотились буквы «Профессор».

– Здрасьте, – сказал Алешка и сразу же спросил: – Это название корабля, на котором вы плавали?

– К сожалению, юноша, я не плавал на кораблях. Не сбылась моя мечта. И я стал художником.

– А чем плохо? – удивился Алешка. – Я тоже один раз хотел стать художником.

– Да почему же только раз? – улыбнулся профессор.

– А во второй раз, – объяснил я, – он захотел стать сыщиком.

– Как наш папа!

– Что ж, почетная профессия. Очень нужная. Да, собственно, что ж мы стоим на пороге? Проходите, юноши. Вы, верно, по делу?

Мы прошли. По делу. И удивились, что в комнате совсем не было картин. Никаких. Даже истоминских. Комната была как бы морская. На одной стене висел настоящий корабельный штурвал, на другой – фотографии наших знаменитых парусников – «Товарищ», «Крузенштерн», «Седов». Они под всеми парусами бороздили океанские просторы. Еще были полки с книгами и хорошенькая модель бригантины на подоконнике.

– Уютно у вас, – вежливо сделал комплимент Алешка. – Морским ветром попахивает.

Попахивало, похоже, борщом. Из кухни.

– Прошу вас. – профессор указал на кресла. – Чаю не угодно ли? Виталик заваривает отменный чай. Из трех сортов. Виталик! – позвал он.

Вошел Виталик. Довольно громоздкий. Почти под потолок. И в ширину достойный. На нас он взглянул хмуро. А мне вдруг показалось что-то знакомое в его фигуре.

– Виталик, сделай нам чайку. С чем-нибудь.

– С сахаром будет, – буркнул Виталик. И, выходя, еще буркнул: – Им хватит.

– Это ваш сын? – продолжал подлизываться Алешка. – Очень на вас похож.

Профессор смешливо хрюкнул:

– Надеюсь, все-таки похож не очень. Это мой охранник.

Я бы от такого охранника даже днем шарахался.