Картинка в волшебном фонаре

"Хотел бы медузою стать
И плыть бездумно
По воле волн.
Хотел бы медузою стать
И умереть на песчаном берегу,
Обжигаемый палящим солнцем".

— Н-да… — пробормотал Хамото.

Картинка да и подпись были необычны. На ней было изображено море. По-видимому, Нитта создал ее с помощью стекол, вставленных в волшебный фонарь. Штрихами тонкой кисти были нарисованы мелкие, строголовые волны. Между волн выглядывали медузы. И что интересно — у каждой из них было свое выражение. Медузы плакали, смеялись, радовались, грустили.

— Редкостное произведение, — пробормотал Хамото, не в силах оторвать взгляд от фотографии. — Его где-нибудь опубликовали?

— Не знаю. Помню лишь, что он лично вручил мне эту фотографию в конце прошлого года… Ну как, вы согласны, что у Нитты случались периоды безысходного отчаяния? — спросил Таноки, заглядывая Хамото в глаза и как бы ища подтверждения той догадке, которая не давала ему покоя.

Хамото молча глядел на фотографию. Он понимал, какого ответа ожидал от него Таноки. От картинки и в самом деле веяло безысходностью. Но сколь бы ни отражала она тогдашнее состояние Нитты, это еще не давало права связывать его с намерением покончить жизнь самоубийством.

Произведение художника есть всего лишь результат его творчества. Для мира взрослых он мог изготовить и такое, но Хамото помнил, сколь радостные, светлые, полные прекрасных мечтаний картинки одновременно создавал Нитта для детей — тому пример "Коляска, взбирающаяся на небо", "Воздушный шарик" и многие другие. Нет, эта фотография не может служить решающим доказательством самоубийства Нитты, он не наложил на себя руки — и у полиции тоже есть на то свои доказательства.

Хамото показалось странным, почему Таноки столь неожиданно заявился именно к нему со своими предположениями.

— Нет, господин Таноки, я решительно против версии о самоубийстве, — твердо сказал он. — Согласен, от фотографии веет отчаянием, может быть, даже безысходностью, но считать ее прямым доказательством самоубийства — это слишком! Я не исключаю, что Нитта создал ее не без какой-либо глубокой мысли. Судя по всему, Нитте нравились медузы. Он ведь родился на побережье залива Вакаса и не раз наблюдал за медузами осенью, когда они во множестве всплывали на поверхность. Он и своей дочери, Кёко, писал об этом буквально накануне своей смерти. Может, именно для того, чтобы отвлечься от обуревавших его тяжких мыслей, он создал эту картинку и даже написал к ней стихотворение. И честно говоря, мне кажется по меньшей мере странной ваша попытка связать эту картинку с версией о самоубийстве Нитты, — заключил Хамото, в упор глядя на Таноки.

Хамото и раньше замечал в поведении Таноки некоторые странности, присущие людям определенного склада. Они проявлялись во время бесед Таноки с Ниттой в мастерской, свидетелем которых он был. Таноки всегда казался ему чудаком, человеком не от мира сего.

Прежде Таноки работал в книжной лавке на Западной Канде, а когда лавка обанкротилась, жил на пособие по безработице. В последнее время он подрабатывал, публикуя небольшие заметки в журнале, издававшемся его приятелем. Там же сотрудничал в качестве фотографа и Нонака. Оба они познакомились с Ниттой в еженедельнике "Дзинсэй" — развлекательном журнальчике, который власти уже не раз грозились прикрыть.

Нитта не принадлежал к художникам, публиковавшим свои произведения в развлекательных журналах, и для Хамото по сей день оставалось загадкой, что его связывало с этим еженедельником. Кажется, впоследствии он прекратил контакты с "Дзинсэй", но продолжал общаться с Таноки и Нонакой.

Хамото полюбил картинки, которые создал Нитта, но ему были чужды его друзья, как и атмосфера, царившая в мастерской художника, не нравился их безалаберный образ жизни.

Особенно раздражал его Таноки, подрабатывавший литературным трудом. В своей основе он был добрым человеком, но все, что он и его друзья делали, о чем говорили, представлялось пустым и бессмысленным, словно лишенная корней трава. Хамото не нравилась богемная жизнь тех, кто вроде Таноки пописывает в развлекательных журнальчиках и имеет наглость называть себя литераторами. Они умеренно возмущаются тяготами жизни, умеренно подсмеиваются над собой, обладают сообразительностью и хваткой, а когда собираются вместе, говорят лишь об одном: как заработать большие деньги. Но упаси боже — приложить для этого усилия! Нет, главная тема их разговоров в том и состоит: как разбогатеть без труда? Темы их писанины ограничиваются описанием жизни на задворках, комплексов неполноценности, испытываемых духовными и физическими калеками.