Картины эксгибициониста

Шутки меня слегка смутили, но я порадовался тому, что мы не подтвердили подозрений квартета, что все западные рок–музыканты — компания недоучек, хотя мы уже заметили, что на чешских улицах их достаточное количество. Но кто их за это осудит?

— Парни, достаточно водки… помните, сегодня вечером у вас концерт, — напомнил сурово Стрэтт.

Расправившись с едой, мы получили остаток гонорара в кронах (около ста фунтов на человека) и прошлись через фойе до машины, чтобы отправиться в концертный зал. Группа чешских фэнов разузнала, где мы остановились.

— Эй, у вас есть Лиуайз?

— Ли что? Ли Джексон?

— Лиуайз! Я куплю твои штаны, мы меняемся, да?

— Вали отсюда!

— Что за Лиуайз? — спросил я своих попутчиков в машине.

— Levi's, американские джинсы. Здесь они стоят целое состояние, — объяснил менеджер.

— В таком случае мы лучше забили бы чертов орган джинсами, вместо флагов и наших альбомов, — хихикал Брайан.

Стратт терпеливо объяснил нам, если мы ещё не знали, что мы ходим по тонкому льду на данной территории, и если хотим счастливо вернуться домой справлять Рождество, то в первую очередь должны подарить его здешним людям.

Брайан уже был готов играть и после наблюдения с балкона чешской группы на разогреве, на усилителях которой было накарябано «Иван, иди домой», он вообще не мог спокойно сидеть. Он очень, очень хотел играть.

Мы вышли на сцену незадолго перед полночью. Открывала концерт «Rondo». Как только стихли последние ноты, в зале воцарилась короткая, значительная тишина, и зал взорвался рёвом, подобного которому я никогда не слышал. Я думал, что кто–то где–что что–то включил. Я не мог поверить пару секунд, что она исходит от толпы. «Ars Longa Vita Brevis» принимали лучше, чем что ни было. Потрясающее соло Брайана Дейвисона встретили трёхминутной овацией.

Это был очень трогательный концерт, к длине и глубине которого никто из нас не был готов. Потребовалось немного времени, чтобы зал поверил в реальность происходящего, но когда они это осознали, то отпускать нас уже не хотели. Нам с трудом удалось доехать до отеля, по дороге поступало тысячи предложений вернуться и сыграть, хотя бы не рок–концерт, а джаз. Несмотря на воодушевление, меня не отпускала тревога, что завтра нам надо рано вставать и ехать в аэропорт. К тому же у нас нет времени потратить местные деньги. Дома ими только стены обклеить можно, так как обменные пункты не принимали кроны, какими красивыми они ни были. Мы собирались устроить в дьюти–фри настоящий набег, прежде чем сесть в самолёт.

В восемь утра пражский аэропорт вызывал в памяти приемный покой больницы со всем его дурдомом. Уверенность и спокойствие постепенно возвращались, как будто «Иван» паковал чемоданы и собирался домой. Несколько человек торчало около кофейного киоска с унылым видом, и больше никого, даже в дьюти–фри — он был закрыт. У нас было всего пятнадцать минут, чтобы потратить сто фунтов, и гонка началась — кто может потратить быстрее. Ли скупил весь шоколад и сигареты, а Брайан осилил несметное число кофе и делал самолётики из банкнот. Настал мой черёд, но в киоске ничего не осталось, и я предложил купить чашки и блюдца, хоть что–нибудь!

— Сколько стоят чайные ложки?

Продавец посмотрел на меня, как на чокнутого.

— Я хочу купить всю посуду, и эту милую майку, которую вы носите.

Он отвернулся, а служащие явно забеспокоились. Наконец, объявили наш рейс. У меня осталась куча чешских банкнот, может быть в самолёте есть дьюти–фри, но вдруг я увидел пожилую женщину в поношенной одежде. Он стояла сгорбившись, с шарфом поверх головы, в полной мере неся на себе печать лишений. Она отпрянула, когда я подбежал и сунул ей охапку купюр. Пожелав счастливого Рождества, я запустил в сторону терминала.

— Так не считается, ты должен был что–нибудь купить.

— Я так и сделал. Я купил улыбку, просто не успел её увидеть — ответил я, когда мы усаживались в кресла.

Проходя по проходу, мы почему–то вызвали беспокойство у пассажиров, хотя нам приходилось пробиваться через крестьян, сжимавших в руках клетки с цыплятами. Что бы они ни кричали, это звучало оскорбительно на любом языке, и мне не улыбалось выслушивать насмешки далее. Схватив оставшиеся купюры, я повернулся и кинул шарик из денег в «ораторов». Последовала немедленная вспышка гнева на мои действия, что привело бортпроводников в затруднительное положение. Ситуация нормализовалась, когда обнаружилось, что я кидался их валютой. Нас посчитали или классными парнями, или идиотами. Итак, мы пристегнулись, готовые к взлёту. Как бы то ни было, уже не важно, возникнет ли новая драка в самолёте, будет ли ещё один концерт, я с нетерпением ждал заслуженного отдыха в Рождество, чтобы провести его с Клео, неважно, какую репутацию мы заработали.