Картины Октябрьского переворота

Среди убийц и организаторов убийства — число их в точности установлено не было — главными надо, по-видимому, считать Александра Куликова и Стефана Басова. Биография Куликова мне неизвестна — сам он называл себя старым большевиком. Наружность его Бонч-Бруевич описывает так: «Хищное лицо его, на котором как-то криво был посажен особо дегенеративный, отвратительный, с большими, крутыми вырезами в ноздрях нос, ясно говорило мне, что это — опасный человек, что это человек, который может пойти на все...» Что до Басова, то из собственно показаний видно, что незадолго до убийства Шингарева и Ко- кошкина, в ночь на 18 декабря, он «подстрелил» какого-то Лебедева. И что после окончания дела в Мариинской больнице он отдал в починку доставшуюся ему кожаную тужурку Шингарева. Другие убийцы по выходе из больницы шутили: «Лишние карточки на хлеб останутся». Общий тон вообще был очень шутливый — совсем не по Раскольникову. Перед делом у них должен был состояться ужин в столовой Армии и Флота — кажется, по случайным причинам он не состоялся. А после дела, по словам обвинительного акта, убийцы со смехом вспоминали, что в момент убийства Кокошкин «щелкал зубами». Нет, это не были «фанатики». Но занимали они на большевистской службе посты довольно ответственные: Куликов был начальником отряда бомбометчиков, а Басов инструктором штаба Красной гвардии. Это о таких людях и о подобающей им политической обстановке сказано в Писании: «Спешат на добычу, скоро грабеж... Страх, яма и петля на тебя, туземец! Земля шатается, как пьяный, и качается как шалаш. И беззаконие ее тяготит ее...»

Шинкарёв и Кокошкин были перевезены из Петропавловской крепости в больницу вечером 6 января. Сестрой Андрея Ивановича были наняты четыре извозчика. Впереди ехали родные, на втором извозчике Шингарёв, на третьем Кокошкин, оба разумеется в сопровождении конвойных (конвой подобрал Куликов). Басов замыкал шествие на четвертом извозчике (показания красногвардейца Розина). В семь часов заключенные прибыли в Мариинскую больницу. Шингареву была отведена на третьем этаже комната № 24, а Кокошкину — по другую сторону коридора комната № 27. «Сопровождающий караул сменился в девять часов вечера. Их места (в коридоре больницы. — М. А.) заняли два красногвардейца из района» (протокол, подписанный доктором Миролюбовым, швейцаром больницы Антоном Комбергом и хожатыми Евгенией Глебовой и Аграфеной Горбатовой).