Картины Парижа. Том I

В силу этого ему необходимо приобрести знакомых во всех классах общества, так как в этом вихре тот, кого вам удалось поймать утром, ускользнет от вас вечером. Вы будете тщетно его разыскивать, и если не окружите себя преданной компанией, то рискуете остаться в полном одиночестве. Каждый точно тает у вас на глазах и, едва успев пожать вам руку, бежит веселиться в кругу своих друзей; и вы его уже не увидите вплоть до новой случайной встречи.

Вот почему иностранцы могут превосходно описывать спектакли, прогулки, общественные нравы, все, что бросается в глаза; но если они вздумают говорить о внутренности домов, о частной жизни богатых людей, о характерах должностных лиц, о различных тонкостях и оттенках, — они введут своих сограждан в заблуждение.

Громкое имя является лучшим рекомендательным письмом; высшие классы горят любопытством увидеть и познакомиться с его носителем. Он легко может завязать дружеское общение, часто бывать в доме и чувствовать себя вполне непринужденно и во всем, что будут говорить, сможет угадывать то, о чем умалчивают, потому что человек, привыкший размышлять, всегда почерпнет очень многое и из того, о чем в разговоре с ним не упоминают.

Уличный карнавал в Париже. С гравюры Ле-Вассера по рисунку Жора (Гос. музей изобразит. искусств).

Жалкие, грязные деревянные лачужки, находящиеся на окраинах предместий, служат преддверьем столице. Подъезжающий иностранец в первую минуту думает, что его обманули, и готов уже вернуться обратно, когда, указывая на эти лачужки, ему говорят: Вот Париж!

201. Объявления о специфических лекарственных средствах

Заразная болезнь, скрытая на дне наслаждений и уничтожающая человеческий род тончайшим и тайным ядом, получила такое широкое распространение, что ее перестают даже стыдиться.

Повидимому, этот бич появился независимо от открытия Нового Света: он существовал и раньше, только носил иной характер.

Это иудейская и арабская проказа. И если этот яд слабеет по мере того, как раздробляется, если он представлял собой кошелек с жетонами, как любят выражаться немножко вольно, то ему суждено исчезнуть именно в Париже, где его распространение не знает границ.

Посмотрите, сколько встречается на улицах бледных, изнуренных лиц, сколько впалых грудей, сколько разрушенных, подточенных организмов!

И не меньшим злом, чем самая болезнь, является множество мнимых антивенерических лекарств, — тоже разрушительных ядов, — из коих одно губительнее другого; а все они снабжены печатью королевской привилегии!

Могущество шарлатанов основывается главным образом на венерической болезни. Повсюду вы наталкиваетесь на самые заманчивые объявления; всюду слышите разговоры о специфических средствах, украшенных эффектными этикетками; больше уже не рассуждают о применении ртути: вам дают ее глотать под красивыми названиями различных пилюль, сиропов, эликсиров, таблеток, шоколадных конфет. Скоро у нас, вероятно, появятся антивенерические бриоши и пирожные! Сколько обманутых, сколько жертв! И, несмотря на то, что можно ежедневно наблюдать, как быстро все эти мнимые специфические средства предаются забвению и презрению, ими все еще продолжают пользоваться. Вам публично предлагают верный, приятный метод, который быстро, безболезненно и радикально излечит ваш недуг; и легкомысленная молодежь привыкает к мысли, что опасность не так могущественна, как лекарство. Страдания не замедлят убедить ее в том, с каким недоверием нужно относиться ко всем этим неизвестным и сомнительным лекарствам.

Как, однако, отличить фальшивые средства от настоящих, когда все эти специфические средства снабжены одобрением медицинского факультета и королевским патентом?

202. Ботики

Ботики, делающие рейсы в Сен-Клу, некрасивы по форме, а лодочники в большинстве случаев крайне невежественны. Парижане так перегружают эти барки, что они иногда опрокидываются. Пришлось завести особых сторожей и надзирателей, которые препятствуют парижанам бросаться в лодки целой гурьбой и следят за тем, чтобы в лодке помещалось одновременно не более шестнадцати человек. Самый храбрый моряк скорее побоится довериться этим дощечкам на какие-нибудь два часа, чем ступить на борт парохода, идущего в Новый Свет.

Другие ботики пересекают реку в промежутках между мостами и дополняют последние; это лодки Харона^{443}: они делают рейсы во всякое время дня.

Лодочник с веслом в руке одинаково принимает в свою лодку и лакея и барина, башмачника и финансиста, солдата и священника, молодежь и стариков. Всякий смертный может войти в лодку и, заплатив одинаковые деньги за переезд, доехать до того берега. Свой путь лодка совершает раз двести в течение дня; один выходит из нее, другой тотчас же входит. Для того, кто желает дорогой пофилософствовать, такие переезды являются символом вечного чередования жизни и смерти.