Картины Парижа. Том I

«Картины Парижа» — блестящее собрание более 1000 очерков о жизни столицы за десять лет до революции. Попытки проанализировать под углом зрения демократа мелкого буржуа все стороны не только политической и идеологической надстройки, но и быта Франции, наилучшим образом вскрывают эти противоречия. Мерсье превозносит Швейцарию, но когда в 1781 г. он очутился в Невшателе, он вынужден был признать, что в этом демократическом государстве между гражданами не меньше противоречий и ненависти, чем между жителями большого европейского города. Впрочем, как мы знаем, разочарование постигло еще раньше Жан-Жака, его учителя, когда в борьбе за театр Руссо вынужден был доказывать женевским лавочникам, что у них нет никаких оснований подражать античным образцам.

Первое впечатление от «Картин Парижа» — это хаос разнообразных и пестрых по теме очерков. Но внимательное чтение обнаружит систему автора, его стремление дать законченное целое, не только сумму впечатлений от великого города, — «Вавилона XVIII века».

В Невшатель Мерсье уехал для того, чтобы лучше и свободнее рисовать то, что он видел. Свою книгу он создал, не сидя в кабинете, — он собирал в продолжение многих лет заметки о быте и нравах жителей столицы. Мерсье утверждает: «Я так много бегал по Парижу, чтобы сделать картины Парижа, что мог бы утверждать — я сделал их ногами». Враг его Ривароль утверждал, что книга Мерсье не что иное, «как мысли на улице, как записи на уличных тумбах». В этих замечаниях, как мы увидим, не мало верного.

«Руссоист» Мерсье отличается от своего учителя в самом подходе к теме. Он заявляет, что, изображая Париж накануне революции, стремится доказать читателям, что «век существующий превосходит век, ушедший в прошлое». «Возможно, — говорит Мерсье, — что нравы потеряли свою чистоту, но зато усовершенствовались общественные отношения, развилось представление о свободе, словом, сделано несколько шагов вперед, в сторону улучшения человеческого рода», и добавляет: «Век Августа, век Медичи, век Людовика XIV, столь прославленные художниками, скульпторами, архитекторами и поэтами, — все это прошлое может исчезнуть перед нашим веком, превосходящим ушедшие эпохи. Гений моих современников торжественно объявляет о своем величии и свободолюбии, требует защиты; он хочет изменить весь мир». В этих словах Мерсье выступает перед нами как теоретик и публицист предреволюционной Франции, как идеолог буржуазии в ее борьбе за обновление общества.

Но тот же Мерсье на 54-й странице первого тома убеждает нас, что люди Парижа безразлично относятся к политике. Более того, он хочет уверить нас, что парижанин его дней «обладает умом и познаниями, но у него нет ни силы, ни характера, ни воли». Для Мерсье в Париже нет плебейских масс, хотя есть народ, чернь и буржуа. Он готов самого буржуа изобразить как торгаша, он готов утверждать, что гражданин Франции «не ходит по улице с высоко поднятой головой и что население Парижа страшится ружейного дула полиции». Даже те отдельные факты, которые мы привели о народных восстаниях во Франции накануне революции, показывают, насколько неосновательно со стороны Мерсье такое пренебрежительное отношение к парижскому народу.

Впрочем, даже в этой главе выступает наружу внутренняя противоречивость взглядов Мерсье. Он, давая столь нелестную характеристику парижанам, в то же время вынужден признать, что эти качества парижский народ приобрел только за последние десятилетия, благодаря гнету самодержавного режима. Мерсье мечтает об изменении, или, точнее, о возвращении парижанину той грубости и смелости, которые его отличали в давно прошедшие времена. Он пишет: «Живость и, если на то пошло, известная доля дерзости в характере народа будут ручательством его искренности, честности и преданности». Как мы знаем, накануне революции Китай был псевдонимом деспотизма в самодержавной Франции. Мерсье объясняет нам, почему парижанин стал труслив: «В Китае господствует палка». Прошло всего только несколько лет, и парижане показали, как ружейное дуло может обернуться против правительства.

Мерсье в «Картинах Парижа» предупреждает нас, что он выступает в роли художника, что в руках его лишь кисть, что в его книге нет размышлений философа. Это утверждение мало основательно, и «безобидные» очерки, рисующие богачей и бедняков, королевское правительство и подданных в целом, — обвинительный акт против старого порядка. Недаром правительство Людовика XVI запретило «Картины Парижа» и боролось с их распространением.