Картины Парижа. Том I

Древние республики! Ваши обломки свидетельствуют о том, чем вы были. Великолепнейшие памятники монархии не стоят ваших останков, пощаженных самим временем и варварами. Боже! До чего мы ничтожны перед величественными трудами свободного государства!

Археологи очень сожалеют о статуе богини Изиды, которую ввиду ее древности долгое время оставляли нетронутой у главных врат аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Но в 1514 году одна простолюдинка, приняв эту статую за изображение богоматери, пришла возжечь перед ней целый пук свечей; когда об этом узнал настоятель аббатства, он преисполнился благочестивого гнева и велел разбить статую на куски в предупреждение идолопоклонства, а на ее месте воздвиг большой крест, который существует и по сие время.

38. Мой дед

Я часто думаю о своих предках, образ мыслей которых был так отличен от моего, а предрассудки и обычаи тем более. Когда в день святого Людовика я покидаю заседание Французской академии, — мне вспоминается, что тому назад двести лет Париж захлебывался в крови, что на улице Бетизи был заколот адмирал Колиньи^{68}, после того как еще накануне Карл IX, обнимая, уверял его в своей дружбе. Его топтали ногами, топтали человека, которому более, чем кому-либо, надлежало бы быть участником гражданской войны, дабы обеспечить Лиге успех и придать ей тот вес, то величие, которых ей не хватало. Вот Лувр, из которого тот же Карл IX стрелял в своих подданных^{69}. Убийцы Варфоломеевской ночи были отчаянными католиками, а потому в этот день лучше отправиться в Лувр^{70} послушать насыщенные солью и остроумием остроты и шутки математика Д’Аламбера^{71}; если они слегка и огорчают духовенство, то оно мстит ему при дворе, дурно отзываясь о философах. Но пусть! Философы над этим только смеются; они владеют искусством говорить решительно все тем, кто умеет понимать, а в наши дни понимают и с полслова, и поэтому можно сказать все, что хочешь. Кто первый начинает сердиться, всегда бывает неправ. О дед мой! У нас теперь совсем иные, новые взгляды! Они так далеки от ваших, что, несмотря на весь ваш ум, вы никак не могли бы и заподозрить их существование. Если бы наши внуки могли сказать про нас то же самое! Способностью совершенствоваться обладает только человеческий род, и теперь мы менее невежественны и менее дики, чем во времена Карла IX. Какое большое достижение в такой короткий срок!

39. Берегись! Берегись!

Берегись экипажей! Я вижу врача в черной одежде, едущего в карете; учителя танцев в кабриолете; преподавателя фехтования в двуколке; принца крови в экипаже, запряженном шестерней. Он скачет во всю прыть, точно по открытому полю.

Скромная ручная одноколка проскальзывает между двумя каретами и спасается каким-то чудом; она везет женщину, страдающую припадками головокружения: с нею сделалось бы дурно, если бы она сидела в высокой карете. Молодые люди верхом нетерпеливо мчатся к городскому валу и раздражаются, когда толпа пешеходов, которую они забрызгивают грязью, немного замедляет их скачку. Экипажи и кавалькады порождают множество несчастных случаев, к которым полиция проявляет полнейшее равнодушие.

Я был свидетелем катастрофы, происшедшей 28 мая 1770 года из-за скопления экипажей, запрудивших улицу, которая служила единственным выходом колоссальной толпе народа, устремлявшегося на жалкую иллюминацию бульваров. Я сам там едва не погиб. От тысячи двухсот до полуторы тысячи человек умерло на месте или в последующие дни от полученных увечий. Я трижды в разное время бывал сбит с ног, лежал на мостовой и чуть-чуть не попал под колеса экипажей. Вот почему я считаю себя немножко вправе осуждать варварскую роскошь такой езды.

И никакой узды на нее до сих пор нет, несмотря на ежедневные жалобы! Грозные колеса, несущие экипаж богача, не замедляют хода. Они гордо катятся по мостовой, обагренной кровью несчастных жертв, умирающих в страшных мучениях в ожидании реформы. Но ее никогда не дождаться, потому что все предержащие власть имеют собственные экипажи, а потому презирают жалобы пешеходов!

Отсутствие тротуаров делает все улицы почти одинаково опасными. Когда заболевает лицо, пользующееся известным весом, перед его домом разбрасывают навоз, чтобы заглушить шум колес; в таких случаях нужно особенно беречься, чтобы не быть раздавленным.

В 1776 году на дороге Мениль-Монтан Жан-Жака Руссо^{72} свалил с ног громадный датский дог, бежавший впереди экипажа; Руссо не мог встать на ноги, в то время как владелец экипажа смотрел на него с полнейшим равнодушием. Его подняли и отвели домой крестьяне; он хромал и испытывал сильную боль. Узнав на следующий день, кто был человек, сшибленный с ног его собакой, хозяин экипажа послал к нему слугу спросить, что́ он может для него сделать. Держать впредь свою собаку на привязи, — ответил философ и отпустил слугу.