Картины Парижа. Том II

С тех пор современная комедия, отказавшись от изображения буржуа, утратила свойственные ей веселость и естественность. Поэт, стремясь показать, что он бывает в самом лучшем обществе, выставляет теперь только герцогов, графинь и маркиз. Он старается утончить и свой стиль и идеи и создает ряд изысканных выражений. Вместо того чтобы думать, как бы придать жизнь действующим лицам, он гонится за хорошим тоном и этот деланный тон принимает за присущий театру и обществу.

Что же произошло? Честный буржуа, как ни старается, ничего не понимает в этом новом для него языке, а светские люди своим его не признают. Словечки, которые поэт старался сделать как можно более тонкими и остроумными, обращаются в манерность и производят самое слабое впечатление на зрителей, которые аплодируют отдельным деталям только с тем, чтобы строже осудить в целом лишенную движения и жизни пьесу. Этот жеманный язык является крайне неуместной и неловкой потугой, какой-то утомительной непрерывной гримасой, а поэт, отказавшись от изображения характеров, в которых все смешные стороны правдивы и выпуклы, создает только мимолетную раскрашенную картинку, тогда как рассчитывает создать долговечное полотно.

Тут сказывается ум самого автора, — говорят зрители, — это он сам говорит, а не его персонажи. Он думал написать комедию для перворазрядных лож, но не имел успеха и у них, так как характеры должны быть схвачены с точки зрения партера^{193}, а никак не иначе.

Таким образом, когда комедиограф слишком стремится перещеголять своих предшественников, он впадает в ошибку; он должен стараться скрыть свое мастерство; выставление его напоказ в комедии еще несноснее, чем в трагедии.

Вот чему ни за что не поверят наши комедиографы, которые дают пощечину самой природе, когда пишут пьесы стихами, да еще загадочными. А между тем неуспех должен был бы убедить их в том, что краски фальшивы; но они будут упрямо придерживаться старого, потому что никогда не советуются с доброй служанкой Мольера^{194} и читают свои пьесы одним только собратьям-острословам, вместо того чтобы спросить мнение умных людей, вникающих в сущность каждой вещи, не довольствуясь теми аксессуарами, которые эту вещь зачастую душат или уродуют.

Но все же нам преподнесли несколько комедий, не зараженных жеманством, как, например, Севильский цирюльник и Обманутый опекун. Но эти пьесы можно рассматривать только как фарсы, в которых есть и остроумие и удачные словечки. Это все еще далеко не те хорошие комедии, которые радуют душу правдивой и тонкой живописью. Она одна только и в состоянии понравиться развитому уму.

335. Где Демокрит?

Если комедии нет на сцене, то она постоянно разыгрывается в обществе. Для стороннего наблюдателя есть над чем посмеяться, подобно Демокриту^{195}, а это как-никак полезно для здоровья.

Вы видите в обществе аббата, жалующегося на несварение желудка, слышите стоны скряги, произносящего громовые речи против людского жестокосердия, жалобы упрямых сутяг, рассуждения самодовольного актера, порицающего гордость, которой он сам преисполнен, наблюдаете спесь вельможи, прикидывающегося порой добряком, и тщеславие щеголя, горячего поклонника самых вздорных мод. Тот, кто сам более всего подает повод к сатире, отличается особой язвительностью. Тон и манеры присутствующих образуют ряд разнообразнейших сцен. Поверхностный, легкий, болтливый ум придает не сходным между собою личностям одну общую манеру держаться, причем внешний вид и поза каждого присутствующего находятся в полном соответствии с его суетными и вздорными мыслями.

Любопытно наблюдать это несметное количество болтунов, которым приписывают истинное знание всех искусств, тогда как в действительности никто из них не смог бьг заняться ни одним искусством; но шумливого и самоуверенного тона они от этого отнюдь не сбавляют.

Зачем же после этого ходить смотреть современные холодные комедии, не отражающие ни одной из этих странностей?

Взгляните, далее, на невообразимую смехотворность и взаимные притязания сословий, на их вечные пререкания, на хвастовство привилегиями и смейтесь пуще прежнего.

Королевские секретари, например, не знают, к какому классу себя приписать, и то поднимаются, то опускаются в собственных глазах; в них чувствуется растерянность, они ограничивают себя известными пределами, но пределы эти постоянно меняются. Какой скандал для этого питомника будущего дворянства! Их сегодняшняя строгость, их завтрашняя снисходительность — все это рисует в смешном виде как их неуверенность и поразительную обходительность, так и их отталкивающую неприступность.