Карточный домик

– Политическая популярность представляет собой наличные. Пока ваша партия на коне, я могу спокойно заниматься бизнесом и делать то, что у меня получается лучше всего, – деньги. Вот почему я вас поддержал. Но как только ваша лодка даст течь, разразится паника. Фондовая биржа рухнет. Люди не захотят вкладывать деньги, профсоюзы станут агрессивнее. Я не могу заглянуть в будущее, однако тенденция после июня носит очевидный характер. На сегодняшний день премьер-министр не способен организовать даже соревнование по пердежу на фабрике по производству бобов. Он тянет вниз всю партию, а вместе с ней и мой бизнес. И если вы ничего не сделаете, мы все провалимся в одну огромную дыру.

– Вы и в самом деле так думаете?

Лэндлесс немного помедлил, давая Уркхарту понять, что дело не в том, что шампанское развязало ему язык.

– Всем сердцем! – прорычал он.

– Тогда у нас проблема.

– Именно, причем так будет до тех пор, пока он продолжает вести себя так, как сейчас.

– А если он не изменится…

– Избавьтесь от него!

Главный Кнут быстро приподнял брови, но его собеседник принадлежал к той категории людей, которые, начав атаку, уже не могли остановиться.

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на поддержку неудачников. Я не для того надрывался последние двадцать лет, чтобы позволить вашему боссу пустить все псу под хвост, – заявил он и больно ухватил Уркхарта за руку толстыми пальцами. За его огромным брюхом чувствовалась большая сила, и Фрэнсис начал понимать, как миллионер добивается своего. Тех, над кем Лэндлесс не мог доминировать при помощи экономических рычагов, он подавлял физической силой или выставлял на посмешище, пуская в ход острый язык. Уркхарт ненавидел, когда его называли Фрэнки, и Бенджамин был единственным человеком на свете, который упрямо звал его именно так. Однако сегодня вечером министр не стал возражать, решив, что в данном вопросе вполне может позволить себе потерпеть поражение.

Лэндлесс приблизился к нему, еще сильнее зажав его в углу.

– Позвольте мне привести пример в качестве знака доверия. Хорошо, Фрэнки? Маленькая птичка напела мне, что очень скоро «Юнайтед ньюспейперс» будут выставлены на продажу. И если такое случится, я хочу их получить. Более того, я провел с ними серьезные переговоры. Но адвокаты говорят, что я уже владею одним газетным концерном и правительство не позволит мне купить второй. А я им сказал: вы утверждаете, что я не могу стать крупнейшим газетным магнатом в стране, даже если направлю все свои ресурсы на поддержку правительства!

Пот градом катился по его лицу, но Лэндлесс не обращал на такую мелочь внимания.

– И знаете, что они мне ответили, Фрэнки? – продолжал он, тяжело дыша. – Они заявили, что моя главная проблема как раз в том и заключается, что я поддерживаю правительство! Если я предприму хоть какие-то шаги, чтобы заполучить «Юнайтед», оппозиция мгновенно впадет в ярость и разведет чудовищную вонь. И ни у кого не хватит мужества встать на мою защиту – так они сказали. Поглощение компании передадут на рассмотрение в Комиссию по монополиям и слияниям, где дело будет тянуться месяцами – в зале для заседаний соберется целое стадо дорогих адвокатов, мне придется выслушивать бредни тайных гомиков, а они станут учить меня управлению моим собственным бизнесом. И в ответ на любые мои аргументы правительство откажется одобрить сделку. Потому что у них кишка тонка для того, чтобы вступить в открытое сражение. – Он выдохнул сигарный дым Уркхарту в лицо. – Другими словами, господин Главный Кнут, из-за того, что у вашего правительства нет яиц, моя компания отправится в тартарары. Мало того, что вы запороли свой бизнес, теперь вы взялись еще и за мой!

Он без обиняков дал понять, что думает, и безжалостно давил на собеседника. Это был не самый деликатный способ общения с министром, но Лэндлесс считал прямой подход гораздо более эффективным, чем сложные менуэты: политиков тоже можно запугать, как и любого другого человека.

Наконец Бенджамин замолчал, чтобы освежиться шампанским, и стал ждать ответа.

Уркхарт заговорил медленно, чтобы показать, что он, как и медиамагнат, совершенно откровенен:

– Будет непростительно, если мы не сумеем отблагодарить вас за дружбу. Вы – большой друг нашей партии, и для нас будет позором, если мы не сумеем по достоинству отплатить вам за поддержку. Я не могу говорить от имени премьер-министра – если честно, в последнее время я вообще ни о чем не могу с ним говорить, – но сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать вас, когда возникнет необходимость.

– Рад слышать это, Фрэнки. И очень ценю ваши слова, – заверил его Бенджамин. – Жаль, что Генри не может вести себя столь же решительно, но я знаю, что это просто не в его характере. Будь на то моя воля, он бы уже не занимал свой пост.

– А вы уверены, что ничего не можете сделать?

– Я?