Карточный домик

Впервые в этот приезд проявились они на диком пляже, слева от поселка, за старым причалом. У нас там организуется так называемый нудистский пляж, где с легкой руки, а может быть, ноги или какой-нибудь другой части тела известной киноактрисы загорают женщины и мужчины, пожилые и молодые — без всего. Милиция изредка устраивает на них облавы, но почти безуспешно, так как заранее об этом знают все. Фашисты же — по просьбе местных жителей, возмущавшихся голыми: «Безобразие, дети ходят, а они титьками, хозяйством своим трясут, ни стыда, ни совести, совсем с ума посходили, сволочи!..» — нагрянули неожиданно, схватили дюжину нудистов, долго со смаком фотографировали, чтобы отправить по примеру милиции фотокарточки на работу, и, затолкав в машины, не обращая внимания на угрозы мужчин, мольбы и плач женщин, повезли в город, высадили их в чем мама родила в самом центре, на площади возле памятника.

Стали охотиться — опять-таки якобы по просьбе местных жителей — за приезжими хипарями. Одного гнали вдоль моря километра четыре, отрезая ножницами и вырывая пряди волос, другого заставили на пляже побрить свою подругу, третьего, когда он изложил им свою философию всеобщей любви и братства, швырнули в яму с навозом. Ловили наркоту, которой много у нас развелось в последнее время, сдавали в милицию или заставляли всячески издеваться друг над другом. Ловили по вечерам возле интуристовского комплекса путанок, заезжих, местных не трогали, побаиваясь нашей мафии, а столичных ставили «на хор», пропускали у себя в лагере через «трамвай» и сажали на проходящий ночной московский поезд.

Стали по ночам жечь факелы, как прошлым летом, и горланить гимны. Никитич, бывший танкист, ругнул их, и они забросили его в камыши. Двух черноволосых студентов-москвичей, один из которых не выговаривал букву «р», заставили на набережной кричать хором: «Мы жиды порхатые!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тогда Мишка пошел к ним. Я тоже, чтобы не отпускать его одного. Они сидели вокруг костра.

— А, гамарджобаздоровенькибулыбаревдзэссаламалейкум! — встал нам навстречу Женя и пожал руки. — Милости просим, как говорится, к нашему огоньку.

Мы с Мишей присели.

— Вы, парни, понимаете, что так просто это не кончится, — сказал Миша.

— Что — это? — ухмыльнулся «фюрер». — Ты имеешь в виду танкиста ужравшегося, который тут за нами с бутылкой гонялся?

— Все имею в виду.

— Проституток, наркоманов, хипов и прочее дерьмо? Так ты что, за них? Никогда не поверю! Быть того не может. Пока ты кровь, как говорится, проливал, они торчали тут, ширялись, дрючились с неграми за валюту, позоря страну. Или ты за жидов? Сам жид? Не похож. Ты чего, в натуре? Я уважаю тебя…

— Обойдусь без твоего уважения.

— Ваших-то мы не трогаем. У танкиста почти прощения просили — когда протрезвел. А шлюх, хипов гасим, потому что плодятся они, как тараканы вонючие, спасу от них нет, смердят, позоря страну…

— Кончай ты — про страну, — оборвал Миша.

— Это почему же? Ты, вы все — гордость страны, а они — блевотина отчизны. Давить их надо. Мы — санитары общества. Если не мы, то кто?

— Уезжайте, — сказал Миша.

— Нет, старина. Недельки две-три покантуемся еще у вас. Позагораем. А там видно будет.

— Уезжайте. Прошу.

— Нам и менты ваши благодарность вынесли. Не, не уедем. Не проси. Встали! — скомандовал он своим.

Фашисты-культуристы отошли на специально выровненный пятачок, размялись и, взяв камни и чугунные бруски, стали качать трапециевидные, дельтовидные, широчайшие и прочие мышцы.

— Я предупредил вас, парни, — сказал Миша.

— Вали отсюда, интернационалист ссаный! — крикнул кто-то. — А то вторую клешню обломаем!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В тот вечер Мишка впервые после возвращения пришел в «Алые паруса». Женя в майке расхаживал по бару и предлагал всем помериться на руках силами, но никто не хотел, видя его бицепсы.

— Может, ты, воин? — сказал он, увидев Мишку.

Мой друг молча сел, стукнул локтем о стол.

— Да я шучу, — заулыбался Женя, но Миша глядел ему в глаза, и «фюрер» неохотно, но все-таки взял в свою руку Мишину кисть, надеясь разделаться с калекой мгновенно.