Карточный домик. Проклятье королей

К сожалению, во второй спальне кровати не было, а на диване в гостиной мог разместиться разве что подросток, ну или жена Лиама. Все еще грезя о крепком и здоровом сне, Уэст все же лег на свою законную собственность, игнорируя на ней нежелательные элементы.

– Мне ответить? – проговорил Лиамель в подушку, пребывая уже на грани сна.

– Заткнись лучше, – огрызнулся Уэст, и Ларссон не стал спорить. – Послушал тебя на свою голову! – продолжал ворчать он и услышал, что Лиам набрал воздуха для ответа.

Судя по шуму вдоха, ответ предполагался долгий и детальный.

– Молчи, ради бога! – остановил его Коннор, надеясь сохранить остатки своего здравомыслия, державшиеся на сплошном отрицании, судя по всему, ненадолго. И когда остатки здравомыслия покинули его на грани сна, Уэст выдавил:

– Черт меня дернул связаться с женатым, – высказал он нервно хихикнув, и услышал такой же сдавленный смешок в ответ.

– Я не хотел тебя расстраивать, – будто бы извиняясь, высказал Ларссон.

– Ты ожидал другой реакции? – и вот теперь Уэст искренне удивился.

– Честно? – Ли выдержал небольшую паузу. – Иначе меня бы здесь не было, – громко сглотнув, ответил он с плохо скрываемой обидой. – Доброй ночи, Уэст, извини за настойчивость, этого больше не повторится, – искренне проговорил Ларссон.

– Чего не повторится? – напрягся Коннор.

– Того, чего никогда не было, – Лиам все же уточнил и опять спрятался под одеялом с головой, услышав, как Уэст втягивает воздух и с тихим «сука» выпускает его из себя.

Примечание:

De puta madre* (испанский) – ох*ительно

Vete a la polla!** (испанский) –  иди на х*й

День Независимости.

В ее небольшой, невероятно сложной, но полностью упорядоченной Вселенной все было просчитано до мелочей. Малейшие отклонения этих самых мелочей от нормы тоже были просчитаны. Все в жизни мисс Эванс было на местах и при деле: у нее была работа, которую следовало своевременно выполнять; семья, которой необходимо уделять время; долг, о котором нужно ежеминутно помнить. Все максимально рационализировано, сведено до простейших алгоритмов,  выверено по несколько раз и апробировано на практике. И вдруг система дает сбой. Клинит и коротит, врубая аварийные системы по их назначению. Виной всему гигантских размеров просчет, незамеченный еще на этапе составления всего этого жизнеустройства, прямо на стадии котлована, в который еще не начали заливать свежий бетон. Где-то что-то и когда-то она, конечно же, слышала и подозревала о возможном наличии дефекта, но если убедить себя, что ты ошибаешься, жить будет намного проще, чем изначально признать нерешаемую проблему, которая позже выйдет тебе боком.

И опять все по старому сценарию: сбежать от проблемы кажется наилучшим решением, поскольку иногда иного попросту нет. Как ее угораздило вляпаться, пропустить мимо себя самое важно и не заметить, мисс Эванс и предположить не могла. В какой отрезок времени ее высокомерный и циничный босс окончательно отпустил свою паранойю в свободное плавание, в котором та по-тихому задушила подушкой зачатки его человечности и окончательно превратила в безжалостное и беспощадное, как китайское поле чудес, существо? В какой момент времени Сир Безупречный довел свою манию контроля до желания абсолютного и слепого подчинения, причем в ход у него шли любые методы и средства. Напугать до полусмерти – легко, превратить в отбивную – пожалуйста, обольстить до полного размягчения лобной доли – в этой жизни нет ничего проще. Самое страшное, что он оказался прав. От обиды на корне языка стоял стойкий вкус желчи, а в теле еще отдавались отголоски восхитительных ощущений, подаренных недавней близостью. Его близостью – аспида, что сжимал вокруг нее кольца, свитые чешуйчатым телом, и травил ее дурманящим ядом.

Фиаско горькое на вкус. У него привкус меди от источаемого аспидом яда и пепла, оставшегося на его губах после ночных перекуров. Хотелось бы стереть последний час жизни из памяти, да уже не выйдет. Оставалось надеяться, что поцелуй с запредельной концентрацией купороса окончательно не вытравил остатки разума. Видимо, что-то рациональное в ее голове еще осталось, раз верить в его искренность она себе не позволила. Кто угодно, только не человек, использовавший людей как солевые батарейки, и с легкостью подбиравший замену уже выжатым досуха.