Картохин двор

Нина вдруг развернулась и пошла к выходу со двора, забыв об Адриане, который заинтересовался какой-то досочкой, прибитой к стене у подвала. Сердце отчего-то ноет, а в голове вертятся вопросы без ответа. «Как это случилось? – думала она. – Как получилось, что прекрасный некогда дом с землёй вокруг и светлым, должно быть, будущим стоит брошенный, разваливающийся?» .Ей стало нестерпимо жаль и меня, и прошлого. И эти чувства схожи с теми, которые возникают при воспоминаниях из навсегда ушедшего и полузабытого детства. Такого сладкого, греющего душу, заставляющего томиться сердце детства. Адриан догнал её уже у дороги и остановил за руку, – мол, ты чего, в самом деле? Нина смотрит куда-то в сторону. Он спросил:

– А кто такой Картоха? Там написано…

Глава 3. Кому и поля мало, чтоб ужиться

Сентябрь, 1942

Помню, однажды погожим осенним днём фермер в соломенной шляпе по имени Пьетро зашёл проведать старого друга да разузнать новости.

– Кто, кто родился, Картоха?

– Девочка, Амаранта.

– Снова девочка…. Хм, поздравляю!

В те времена молодым на свадьбах желали, чтобы рождалось множество сыновей. Считалось, что девочки вырастут и уйдут в другие семьи, а мальчики останутся – и род продолжат, и семью поддержат в нелёгком крестьянском труде. И Пьетро не так понял задумчивый вид друга. Он присел рядом с Картохой, помолчал. Тот был не слишком-то разговорчив.

На каменной скамье справа от дома, у козьего хлева, опершись локтями на колени, сидит Джузеппе что-то выжигает на небольшой дощечке. Вообще-то, Джузеппе его называли редко, разве что когда состарился. Да и то – внуки: дед Джузеппе да дед Джузеппе. А в сороковых годах прошлого века он был Картохой. Он был молод, хорош собой и питал необъяснимую любовь к картошке. Мог только по виду определить, какой будет вкус и как нужно готовить. Жарил, варил, запекал, месил пюре…. Засевал разными сортами бульбы целые поля, и осенью в моих подвалах устраивался склад туго набитых мешков. За это над ним посмеивались, а он всё приговаривал, мол, зря куражитесь, зима длинная, всё в ход пойдёт в крестьянском доме.

Под «всем» он подразумевал не только картошку. Он разбил большой фруктовый сад позади меня и ухаживал за ним, радуясь цветению и первым завязям груш, яблок, слив…. Любил гулять среди деревьев, вдыхать тонкие ароматы, ласкать нежные лепестки, и почти каждое утро поднимался по склону на самый верх холма. Ниже по улице, на соседнем поле у него был неплохой огород, где росли овощи по сезону. Картоха хранил их в каменном сарае с широкой дверью слева у входа во двор. Том самом, который, по мнению Адриана, ещё можно спасти. С поздней весны уже можно было собирать первый урожай ранних сортов салата, цуккини, клубники… Он поставил перед сараем дощатый стол, раскладывал на нём то, что собрал утром, и Эва оставалась продавать урожай местным жителям за небольшие деньги. Она даже принесла удобное плетёное кресло и могла немного передохнуть в те два часа дежурства в лавке между покупателями. Кресло однажды занесли внутрь от дождя, там оно и стоит до сих пор. А стол давно превратился в труху.

Картоха любил свою семью, свой дом, свой двор, сады, огород, оливковые рощи и всю живность. Считал себя счастливчиком. Он родился здесь, вырос и до некоторого времени и мыслить не мог о том, чтобы уехать, как это сделали несколько его братьев и сестёр.

Это было в двадцатых, помню как сейчас. Поддавшись надеждам на лучшую жизнь, молодые разлетелись, кто куда: одни в большие города, где больше работы, а другие и того дальше – эмигрировали в США, в Канаду. Кого-то потом и след простыл. Джузеппе и один из братьев – Адамо – тогда решили не бросать пожилого отца и семейное гнездо Амадеи, и вскоре обзавелись семьями. Из одиннадцати детей в моих стенах остались двое. Вскоре не стало и отца. Был, правда, ещё один брат – Роберто. Он жил с семьёй в Лукке, часто приезжал помочь с работами в садах. У него тоже была доля в доме и часть земли, но он не претендовал. Ему было достаточно приехать иногда и отвлечься от городской суеты, постригая лишние ветви и собирая оливки.

Позже, в начале тридцатых, когда у Картохи и Эвы уже была одна дочь, от лихорадки умерли дети и жена Адамо. Он долго ходил бобылём, но потом взял в жёны Эдвигу, и я стал свидетелем начала конца. Нашёл бы кого из местных! Но нет, он привёз новую жену откуда-то с севера, куда ездил учиться на ортодонта. Она была старше его и отличалась на редкость скверным характером. У них не было детей, но с ней приехал её племянник. Угрюмый малый, всё орехи собирал да закрывал их в банки – на зиму. Всюду их распихал, прямо сумасшествие какое-то. Ни Картоха, ни Эва никак не могли с ними ужиться. Склока за склокой, но Адамо всё твердил, что они просто плохо знают его жену. Влюблённый болван.