Увидев нас, плотный мужчина в полной военной форме скомандовал ополченцам построение, и когда мы приблизились, нас встретили плотные и выровненные ряды. Поздоровавшись с командиром, который, по всей вероятности, был уже в курсе дела, прапорщик отошел с ним в сторонку, я же, важно задрав подбородок, принялся ходить вдоль строя, высматривая среди ополченцев наиболее подходящих по росту и возрасту. На этот счет у меня были вполне трезвые суждения. Мне казалось, что следует отбирать только молодых, крепких парней, прилично одетых и хорошо вооруженных. Но на практике оказалось, что ополчение — это то место, куда попадают люди, пригодные к воинской службе в самой минимальной степени. То есть ходить в караул и заниматься необременительной шагистикой на плацу они еще были способны, а вот насчет ведения полноценных боевых действий… Тут я был не совсем уверен. Пришлось сильно сократить свои аппетиты и вместо запланированных двадцати человек ограничиться лишь двенадцатью. Стоящая на правом фланге Лау Линь во время того, как я барражировал вблизи нее, посылала мне глазами яростные сигналы о том, чтобы я взял и ее, но я намеренно делал вид, что ничего не замечаю.
— Вот еще, — демонстративно отворачивался я в сторону, — не хватало девчонок с собой тащить. Пусть здесь сидит, хотя бы в относительной безопасности.
Но выбор мой Башутину совсем не понравился.
— А поварихи где же? — недовольно прогундосил он. — Кто стирать нам будет? А медсестер почему не взял? Греби всех, раз дают. Так, вон ты, ты и ты, — принялся тыкать он указательным пальцем, — выйти из строя!
Краем глаза вижу, что, торжествующе поджав губы, из общего строя выходит и моя подружка.
— Во, так-то лучше, — одобрительно кивает Башутин, — все нам повеселее будет с девушками-то.
При этом он как-то чересчур плотоядно поедает глазами стройную фигурку Лау Линь, чем вызывает во мне приступ самой настоящей ревности. Но делать нечего, на самом деле он здесь главный, а я только за компанию с ним присутствую. Ведем отобранных кандидатов к нам, и во внутреннем дворике на площадочке у душевого домика капитан производит предварительный инструктаж. То есть он произносит какую-либо фразу, щедро пересыпая ее вьетнамскими и французскими словами. Вслед за ним слово тут же берет Башутин, который тут же дополняет и уточняет мысль капитана. Смотрю на лица ополченцев. Все слушают очень внимательно и настороженно, чуть ли не заглядывая им в рот. Оно и понятно, вряд ли им приходилось до этого выполнять столь необычные задачи. Попутно выясняю и для себя кое-что интересное. Оказывается, задействованы они будут отнюдь не сразу. Лишь через некоторое время, когда созреют условия и капитан подаст некий условный сигнал, они должны будут выехать в обусловленное место и присоединиться к нашей группе. В качестве бесплатного дара Воронин оставляет нашим помощникам оба наших разбитых автомобиля и кое-какое имущество. Ополченцам придется самим их починить, а до сигнала к выступлению усиленно тренироваться в стрельбе и готовиться к долгим маршам в джунглях.
Для занятий к ним будет представлен специальный инструктор из особого батальона вьетнамских коммандос — капитан Ле Дык Тхо. Едва капитан произнес это имя, как вздрагивают до этого неподвижные кусты и из них выскакивает непостижимым образом прятавшийся там человек. От неожиданности все вскрикивают. Но появившийся из ниоткуда пришелец сохраняет полное самообладание. Он поднимает руку и коротко командует, а потом о чем-то просит нашего капитана. Тот согласно кивает, осматривается по сторонам и, заметив меня, призывно машет рукой. Подхожу ближе.
— Будь ассистентом нашему гостю, — небрежно бросает мне Воронин, впрочем, особо не уточняя, что именно от меня требуется.
Капитан Ле становится прямо передо мной и протягивает в мою сторону штык-нож.
— Нападай на меня, — говорит он на ломанном английском, мгновенно принимая боевую стойку.