Карты на стол

– В следующей раздаче майор Деспард пасовал, а я заявила бескозырную. Доктор Робертс заявил три червы. Моя партнерша спасовала. Деспард поддержал партнера, назвал четыре. Я удвоила, и они остались без двух. Затем я раздала, и мы разыграли объявленные четыре пики.

Она взяла следующий счет.

– Здесь потруднее, – сказал Пуаро. – Майор Деспард тут вычеркивал.

– Я полагаю, для начала они подсели на пятьдесят. Затем доктор Робертс заявил пять бубен, мы дублировали и оставили его без трех взяток. Мы разыграли три трефы, но они сразу же сделали гейм на пиках. Следующий гейм сделали мы, на пяти трефах, и записали внизу сотню. Противники наши сыграли одну черву, мы – две без козыря, и наконец мы выиграли роббер, заявив четыре трефы.

Миссис Лорример взяла третий счет.

– Этот роббер был настоящим сражением. Начало его было непримечательно: майор Деспард и мисс Мередит разыграли одну черву. Потом и мы подсели на пару несчастных пятидесятых на четырех червах и четырех пиках. Затем они, как мы ни пытались им помешать, сделали гейм на пиках. Следующие три раздачи мы провалили, по счастью, без дублей. Но второй гейм выиграли мы, это была игра без козыря. Потом началась страшнейшая битва. По очереди подсаживались и мы и они. Доктор Робертс явно переоценивал свои возможности, и хотя значительно проваливался один или два раза, заявка его окупила все, потому что он не раз обрушивался на миссис Мередит, перебивая ее заявку. Потом он заявил сначала две пики, я – три бубны, он заявил четыре без козыря, я – пять пик, а он вдруг перепрыгнул на семь бубен. Нас, конечно, удвоили. У него не было основания делать такую заявку. Это своего рода чудо, что мы сыграли. Я бы никогда не подумала, что мы выиграем, когда увидела, что его игра нас подсаживает. Если бы они пошли по червам, мы бы остались без трех. Но они пошли с короля треф, и мы выполнили контракт. Вот уж поволновались!

– Je crois bien,[59] уязвимый «большой шлем», и вдруг удвоился! Это вызывает эмоции, еще бы! Я это хорошо понимаю, у меня не хватает нервов выходить на шлемы. Удовлетворяюсь геймом.

– О, но вам и не следует, – с жаром произнесла миссис Лорример. – Вам надо хорошо играть гейм.

– Вы хотите сказать, не следует рисковать?

– Если заявлять правильно, риска нет. Нужен математический расчет. К несчастью, мало кто правильно заявляет. Рассчитывают начальные заявки, а потом теряют голову. Не могут разобраться, где бьющая карта, а где проигрышная. Ну, не мне вам читать лекцию по бриджу или по подсчетам возможностей.

– Это наверняка, мадам, усовершенствовало бы мою игру.

Миссис Лорример вернулась к изучению подсчетов.

– После таких потрясений следующая игра была неинтересной. У вас тут есть четвертый счет? А-а, да. Битва с переменным успехом. Ни одна из сторон не может провести игру.

– Так часто бывает, и вечер тогда тянется мучительно долго.

– Да, начинается неинтересно, но потом игра раскручивается.

Пуаро собрал карточные счета и слегка поклонился.

– Мадам, я поздравляю вас. Ваша память на карты изумительна, просто изумительна! Вы, можно сказать, помните все разыгранные заявки!

– Думаю, да.

– Память – замечательный дар. Пока помнишь, прошлое не канет в вечность. Я представляю себе, мадам, что для вас минувшее так само и разворачивается перед глазами, всякий случай так ярок, словно произошел вчера.

Она быстро взглянула на Пуаро. Глаза ее потемнели и широко раскрылись.

Но это был один лишь момент, и она снова выглядела вполне уравновешенной светской дамой, однако Эркюль Пуаро не сомневался: выстрел попал в цель.

Миссис Лорример поднялась.

– Теперь мне придется вас оставить. Очень сожалею, но мне и в самом деле нельзя опаздывать.

– Разумеется, разумеется. Я прошу прощения за то, что злоупотребил вашим вниманием.

– Сожалею, что не смогла вам помочь.

– Но вы мне помогли, – сказал Эркюль Пуаро.

– Едва ли, – решительно заявила она.

– Но вы действительно сообщили мне кое-что, что я хотел знать.

Она не стала спрашивать, что это за «кое-что», а протянула руку.

– Благодарю, мадам, за вашу снисходительность.

– Вы необыкновенный человек, – пожимая ему руку, сказала она.

– Я таков, каким меня сотворил всемогущий господь, мадам.

– Мы, я полагаю, все такие.

– Не все, мадам. Некоторые пытались усовершенствовать его творение. Мистер Шайтана, например.

– В каком это смысле?

– Во всяком случае, он достаточно хорошо разбирался в objets de virture[60] и в bric-a-brac,[61] и ему следовало этим довольствоваться. Но ему этого оказалось мало, и он стал собирать иные вещи.

– Какие вещи?

– Ну, назовем это сенсациями.

– А вы не думаете, что это было dans son caract'ere?[62]

Пуаро печально покачал головой.

– Он слишком успешно исполнял роль демона. Но он не был демоном. Au fond, он был глуп. И глупо умер.

– Потому что был глуп?

– Это грех, мадам, который никогда не прощается и всегда наказуем.

Наступило молчание. Потом Пуаро сказал:

– Я ухожу. Премного благодарен, мадам, за вашу любезность. Я к вам больше не появлюсь, пока вы за мной не пришлете.

Она подняла брови.

– С какой стати мне посылать за вами, мсье Пуаро?