Карты рая

Опять запахло злобной античеловеческой клеветой. Может быть, в далеком прошлом монархов и душили шарфами, но в эпоху межзвездных путешествий, когда исследованы глубинные тайны медицины и биологии, монархи умирают только от естественных причин. То есть в постели. Хотя… Кто сказал, что смерть в постели является естественной? Ну, возможно, в человеческом генотипе заложен особый инстинкт, который заставляет в предчувствии смерти искать постель… Как утверждают палеонтологи, динозавры тоже стремились умирать в специально отведенных местах, чтобы людям было удобней перебирать кости. А толченым стеклом императоров даже в древности не кормили. Только толчеными алмазами. Да и алмазами, кажется, кормили не их, а только скульпторов и поэтов. И то не всех, а лишь честно заслуживших этого своим трудом и талантом, потому что на остальных просто не хватило бы разведанных месторождений, и…

Но со своей точки зрения, рыжий чужак имел поводы для высокомерия. Пускай на его родной планете долгое время не существовало понятия технического прогресса. Даже колесо не было местным изобретением, его секрет подарил аборигенам первооткрыватель их планеты, пьяница капитан, обменявший его на способ закусывать текилу живыми оренигаумами (только, ради Бесконечности, не спрашивайте, что такое оренигаумы, это отвратительно). Но зато его цивилизация выработала совершенно изощренные… то есть изощренно совершенные, способы этой самой, как ее… ротации власти. Например, потенциальных лидеров этой расы целенаправленно выводят, создав таким путем специальную породу. Представители этой породы выделяются среди прочих особей даже ростом — не меньше двух метров восьмидесяти сантиметров, — а способы предварительной выбраковки неудачных экземпляров вообще хранятся в глубочайшей тайне. Благодаря этой системе, а вовсе не завидной плодовитости, поздно созревшая цивилизация собакоголовых обязана своими угрожающе опасными для человечества успехами. Впрочем, мы опять отошли от темы.

Как ни странно, Большой Квидак удовлетворился последним ответом. Некоторое время он молчал, неподвижно застыв на месте и уставившись во все стороны сегментными глазами. Только его хвост чуть-чуть подрагивал, напоминая, что он все-таки не авангардистская конструкция из раскрашенных в серое деталей, а живое существо. Возможно, монстр размышлял. Может быть, он совершал какой-то физиологический процесс. Гырр вдруг подумал, что, усвоив за пару суток совершенно невероятный объем знаний, монстр даже не заикнулся о еде. Мысль его обеспокоила, и вовсе не потому, что он испугался за себя. Существо, живущее лишь идеалами познания, входит в противоречие не только со здравым смыслом, но и с законом сохранения энергии. Гырр уже собирался спросить, не хочет ли хозяин чего-нибудь съесть или, скажем, выпить. Хотя он и не мог сообразить, чем может есть и пить существо, в физиологии которого четко обозначена голова, но на месте рта торчит внушительная пулеметная установка. Но ничего он спросить не успел.

— Что это звучать? — вдруг спросил монстр. Собакоголовый чужак еще раньше услышал звук, но не обратил внимания. Пока он объяснял монстру, что такое империя, Гардинг ухитрился заснуть. И даже как следует захрапеть.

— Вую-вух! — прорычал он. — Храрп! Ры-рар! Хрыр-храр! Что было переведено так: «Хозяин, он просто уснул. Устал. И храпит, как бессовестное животное».

Можно было ожидать, что теперь Большой Квидак поинтересуется физиологическим обоснованием сна и храпа. Но монстр спросил о другом:

— Что означает «бессовестное животное»?

Гырр понял, что совершил ошибку. И поспешил ее исправить.

— Ну, не животное, конечно, — поправился он. — Я сказал неправильно. Это был словарный оборот. Юмористический оборот.

Наверное, он это сделал зря. История доказывает, что исправлять ошибки гораздо опаснее, чем их совершать. Дав монстру новую пищу для любопытства, он вызвал первый вопрос, на который не смог ответить. Забегая вперед, скажем, что далеко не последний.

— А что такое «юмор»? — спросил Большой Квидак.

Подходя к кораблю, Бричард понял, что его голова переполняется вопросами. Вопросам было тесно, они были недовольны, нетерпеливы и суетливы, исподтишка лягали друг друга ногами, наступали на любимые мозоли, не желали рассчитаться на первый-второстепенный и все хотели получить на себя ответ в первую очередь. Как девушка могла одна прожить на острове столько лет? И сколько их было, этих лет? И почему он так об этом и не спросил? А может ли ответить она сама? Считала ли девушка уходящее время, и если считала, то как? Если по местному летоисчислению, то сколько на этой планете длится год? И почему, впервые за долгий срок встретившись с человеком, она осталась такой спокойной? И как рассказать об этом на «Эскалибуре»? И что решит его командир? И…

— Брич, я тебя вижу! — раздалось в переговорнике, когда он выходил из леса. — Не торчи на открытой местности. Нашел что-нибудь интересное?