Карусель

— Интересно, — заметила Лили, произносившая одну и ту же фразу всегда, когда раздавался звонок, — кто бы это мог быть?

— Я подойду, — сказала я.

Я направилась в холл, присела на резной сундук, где стоял телефон, и сняла трубку.

— Алло.

— Феба? — спросил женский голос.

— Нет. Это Пруденс.

— О, Пруденс. Это миссис Толливер. А Феба дома?

— Боюсь, она еще не встала с постели.

Я ожидала, что она извинится за ранний звонок и пообещает перезвонить позже. Однако вопреки моим ожиданиям она принялась настаивать:

— Мне необходимо с ней поговорить. Не могла бы она подойти к телефону?

В ее голосе была такая настойчивость и беспокойство, что у меня возникло смутное дурное предчувствие.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Да. Пруденс, мне надо с ней поговорить.

— Я сейчас ее позову.

Я отложила трубку и поднялась наверх. Когда я просунула голову в дверь Фебиной комнаты, она оторвалась от книги и безмятежно глянула на меня.

— Там звонит миссис Толливер. Хочет с тобой поговорить. У нее очень странный голос, — добавила я. — Расстроенный.

Феба нахмурилась.

— Что случилось? — она положила свою книгу.

— Не знаю. — Однако мое воображение уже разыгралось. — Возможно, что-то, связанное с Шарлоттой.

Феба больше не медлила. Откинув одеяло, она выбралась из постели. Я нашла ее тапочки и помогла ей накинуть халат и просунуть здоровую руку в рукав, а с другого бока обернула его вокруг нее как плащ. Ее густые волосы были по-прежнему заплетены в косу, лежавшую на одном плече, а очки, в которых она читала, сползли на кончик носа. Она спустилась в холл, уселась на то же место, где прежде сидела я, и взяла трубку.

— Да?

Звонок был, несомненно, важным и, вероятно, сугубо личным. Поскольку я это понимала, мне следовало удалиться на кухню, чтобы не становиться случайной свидетельницей, но умоляющий взгляд, который бросила на меня Феба, заставил меня остаться: она словно бы ожидала, что ей потребуется моя моральная поддержка, поэтому я уселась посреди лестницы, глядя на нее сквозь перила.

— Феба? — голос миссис Толливер был ясно слышен с того места, где я сидела. — Прости, что подняла тебя с постели, но мне необходимо с тобой поговорить.

— Да.

— Нам нужно встретиться.

На лице Фебы отразилось замешательство:

— Что, прямо сейчас?

— Да. Сейчас. Пожалуйста! Я… мне нужен твой совет.

— Надеюсь, с Шарлоттой все в порядке?

— Да. Да, с ней все в порядке. Пожалуйста, приезжай. Мне… мне действительно необходимо с тобой поговорить и как можно скорее.

— Мне еще нужно одеться.

— Приезжай как только сможешь. Я буду ждать. — И прежде чем Феба успела что-либо возразить, она повесила трубку.

Феба так и осталась сидеть, держа в руке трубку, издававшую короткие гудки. Мы растерянно посмотрели друг на друга, и по ее лицу я поняла, что она встревожена не меньше, чем я.

— Ты слышала это?

— Да.

Феба задумчиво повесила трубку, и короткие гудки прекратились.

— Господи, что там случилось? У нее такой голос, словно она сходит с ума.

Было слышно, как Лили в кухне натирает полы и напевает гимны. Это был ясный признак того, что у нее отличное настроение.

— Храни нас Господи, храни нас…

Феба поднялась:

— Надо идти.

— Я отвезу тебя на машине.

— Ты бы лучше сначала помогла мне одеться.

Мы вернулись в ее спальню и выудили из гардероба и комода еще более случайный набор одежды, чем обычно. Одевшись, она присела у туалетного столика, и я помогла ей убрать волосы: заново заплела косу, свернула ее в пучок на затылке и подержала, пока Феба закалывала его старомодными черепаховыми шпильками.

Затем я присела, чтобы зашнуровать ее туфли. Когда с этим было покончено, Феба сказала:

— Ты иди заводи машину, а я через минуту спущусь.

Я отыскала свое пальто, накинула его и вышла из дома. Вокруг сияло кристально чистое, сверкающее утро. Я отперла гараж, вывела машину и остановилась перед парадной дверью в ожидании Фебы. Она надела одну из своих самых больших и эффектных шляп и накинула на плечи яркое шерстяное пончо, явно сотканное какой-то ближневосточной селянкой. Ее очки опять соскользнули на кончик носа, а прическа, сделанная моими неумелыми руками, выглядела так, словно вот-вот развалится. Но все это не имело значения. Важно было лишь то, что с ее лица исчезла улыбка, и уже за одно это я была сердита на миссис Толливер. Она уселась на сиденье рядом со мной, и мы поехали.

— Вот уж чего я не понимаю, — сказала Феба, натягивая шляпу поглубже, — так это почему именно я? Я же не близкая подруга миссис Толливер. У нее куда более тесные отношения с теми прекрасными дамами, с которыми она играет в бридж. Вероятно, это имеет какое-то отношение к Шарлотте. Она знает, как мне нравится девочка. Вот в чем дело. Должно быть… — она внезапно прервала свою речь и спросила:

— Пруденс, почему мы едем так медленно? Ты все еще на второй передаче.

Я переключилась на третью, и мы поехали чуть быстрее.

— Нам надо спешить.

— Я знаю, — ответила я. — Но мне надо кое-что тебе рассказать, и я не хочу, чтобы мы приехали к миссис Толливер до того, как я закончу.

— Что ты хочешь мне рассказать?