Карусель

— С другой стороны, доказательством ужасного занудства мне видится пример, когда обладатель солидного состояния посвящает себя какому-нибудь прибыльному делу. И я терпеть не могу людей с деньгами, которые исключительно по привычке или по бедности духовной продолжают заниматься монотонным и омерзительным трудом. Я знаю одного миллионера, который заставляет единственного сына работать по десять часов в день в банке и думает, что дает ему возможность научиться чему-то полезному! Будь моя воля, я велела бы богатым оставить добычу денег тем, кто вынужден каждый день зарабатывать себе на хлеб, а люди обеспеченные пусть посвящают все силы исключительно тому, чтобы эти деньги потратить. Мне бы хотелось создать класс людей беззаботных и процветающих, у которых есть время на искусство и другие проявления прекрасного, в которых можно взращивать цивилизованность, и остроумие, и учтивость манер. Я заставила бы их попытаться провести весьма любопытные жизненные эксперименты, как при дворе Людовика Пятнадцатого, дабы возник легкомысленный и приятный контраст с безнадежным напряжением, в котором по необходимости приходится существовать миру в целом. Сейчас много глупостей говорится о достоинствах труда, но я задаюсь вопросом, хватило ли этим проповедникам и им подобным смелости хоть раз сказать рабочему на фабрике, что в его тяжелом труде есть нечто облагораживающее. Полагаю, похвала обусловлена тем, что это позволяет людям отвлечься, а глупцы скучают, когда им нечего делать. Для подавляющего большинства работа — лишь средство избежать тоски, но, разумеется, просто абсурдно называть труд благородным только по этой причине. Напротив, вероятно, благородство в большей степени присуще праздности, которая требует многочисленных талантов, самосовершенствования и ума исключительного и тонкого склада.

— И еще, чтобы было перед кем выступить с подобными разглагольствованиями, — с улыбкой добавил Фрэнк.

— Просто в нашей короткой жизни никогда не стоит скучать. Я не придаю обычным занятиям такого значения, чтобы обвинить вас в желании оставить профессию. И что касается меня, ни почести, ни богатство не соблазнили бы меня на карьеру, в которой я оказалась бы в тисках какой бы то ни было привычки, привязанности или рутины. Нет никаких причин, по которым вы должны оставаться доктором, если вас это раздражает, но, Бога ради, не стоит из-за этого презирать бордели Египта. А теперь я хочу сделать предложение. Как вы знаете, мой доход превышает мои потребности, и если вы будете так любезны принять мой дар, я с удовольствием положу вам довольствие в пять тысяч фунтов в год — минимальная сумма, которой, как я вам часто говорила, хватит, чтобы играть в увлекательную игру под названием «Жизнь».

Фрэнк, улыбаясь, покачал головой:

— Очень мило с вашей стороны, но я не могу это принять. Если мой отец смирится с моим решением, я отправлюсь в Ливерпуль и сяду на корабль как обычный матрос. Мне не нужны деньги ни от кого.

Мисс Ли вздохнула:

— Мужчины неизлечимо романтичны.

Фрэнк пожелал ей спокойной ночи и на следующий день отправился в Ферн. Но мисс Ли обдумала его слова и на следующее утро с торжественным видом отправилась к своему солиситору на Ланкастер-Гейт — пожилому румяному джентльмену с бакенбардами.

— Я хочу составить завещание, — заявила она. — Но я и правда не знаю, как поступить с этим свалившимся на меня богатством. Никто особенно на него не претендует. А теперь, когда умер мой брат, мне даже некого позлить тем, что я ничего ему не оставила. Кстати, могу ли я, пока жива, назначить ежегодную выплату человеку против его воли?

— Боюсь, никого нельзя заставить принять деньги, — ответил солиситор со смешком.

— Как мне надоели эти ваши законы!

— Я бы сказал, что они в высшей степени грамотны, поскольку человеку, который отказывается от денег, место в сумасшедшем доме.

Если не считать дом на Олд-Куин-стрит, мисс Ли имела чуть меньше четырех тысяч годового дохода, и необходимость распорядиться им более или менее рационально в последнее время сильно ее беспокоила.

— Думаю, — сказала она, поразмыслив минуту-другую, — что я просто разделю мое состояние на три части. Одну оставлю моей племяннице Берте Крэддок, которая понятия не будет иметь, что с этим делать. Другую — племяннику Джеральду Водри — большому бездельнику, который промотает всю сумму, живя на широкую ногу. И третью — моему другу Фрэнсису Харреллу.

— Прекрасно. Я велю, чтобы завещание составили и отправили вам.

— Какой вздор! Возьмите лист бумаги и напишите все сейчас. Я подожду.

Солиситор со вздохом встретил возмущение вполне оправданными юридическими проволочками, но, осознавая, что его клиентка — натура властная, выполнил ее просьбу и позвал клерка, вместе с которым они засвидетельствовали подлинность ее подписи. Мисс Ли удалилась с чувством исключительного самоудовлетворения, ведь теперь, что бы ни случилось, Фрэнк не будет иметь финансовых проблем. И она не без лукавой усмешки подумала, как же он удивится, когда обнаружит, что после ее кончины станет человеком с солидным состоянием.

7