Карусель

— Я сойду на Марсовом поле, — сказал я. — Кстати, я слышал, что у вас отбирают персональные машины?

— От меня не отберут, — помолчав, ответил Алексей Павлович. — Я двадцать лет не ездил в общественном транспорте.

— Говорят, оставят на все учреждение одну-две разъездные машины, которыми будут пользоваться только для служебных целей?

— Говорят... — скривил в недоброй усмешке толстые губы Термитников. — Говорят, что кур доят.

— Сколько машин высвободится, — гнул я свое. — Вот жены-то ваши взвоют!

— Ты на что намекаешь? — подозрительно покосился на меня приятель.

— Это правильное решение, — вдруг подал голос молодой молчаливый шофер. — Надоело у подъездов часами простаивать да детишек в школу возить...

— Вот они, горькие плоды перемен... — добродушно хмыкнул Термитников. — У меня ты, Петр, живешь, как у Христа за пазухой, а когда передадут в общее пользование твой агрегат, посмотрю, как ты запоешь! Будешь вихрем носиться по городу, покурить будет некогда.

— Я на вас не в обиде, — улыбнулся шофер. — А вот другие... Даже за сигаретами на машине посылают!

«Волга» бесшумно мчалась по Кировскому проспекту. Перед мостом через Неву холодный ветер со снежной крупой ударил в лобовое стекло. Я видел, как поземка перечеркнула трамвайные пути и длинным Змеем Горынычем юркнула меж каменными столбами парапета с моста вниз. На Неве, там, где недавно прошел буксир, громоздились поблескивающие сталью ледяные торосы. Мороз накрепко сковал реку, теперь, пожалуй, лишь ледокол сможет проложить водную колею в Финский залив. Угольком мелькнуло что-то черное на девственном снегу, наверное, ворона. Впереди маячила «Нива» с двумя парами голубых лыж, притороченных к багажнику. Мне вдруг вспомнилась деревня, мой приземистый дом с белой снежной крышей, кудрявые от изморози березы на бугре у бани, глубокие заячьи следы вокруг яблонь... Интересно, Гена Козлин обернул молодые посадки елочными лапами? Если позабыл, то зайцы за зиму всю кору обгложут и обкусают нежные побеги. Уже две молодые яблони погибли... В середине января поеду в деревню. Каждый год в это время я езжу туда. Зимой в Петухах еще красивее, чем летом. Тихий морозный лес, утонувший в голубоватом снегу, сугробы такие белые, что глазам больно, не слышно птиц, лишь изредка потрескивают от мороза сосны и ели. Бывает, трудяга-дятел стучит. Лыжная колея тянется через бор, выводит к железнодорожным путям, оттуда открывается вид на самое красивое озеро в окрестностях. На нем не видно рыбаков. Старожилы утверждают, что в озере много растворенного серебра, и рыба, кроме черных окуней, почти не водится.

— Ты вот вспомнил про мое университетское образование, — нарушил затянувшееся молчание Термитников. — Может, бросить все и уйти на преподавательскую работу?

— Не уйдешь ведь, — заметил я. — Такими делами ворочаешь, за границу ездишь — и все побоку? И потом, ты не из тех, кто легко сдается.

Алексей Павлович повернул ко мне крупную голову в отливающей серебром пыжиковой шапке — где они берут такие? — секунду посмотрел в глаза, будто сомневаясь в серьезности моих слов, затем широко улыбнулся. А улыбка у него была обаятельной, суровое начальственное лицо с густыми сивыми бровями сразу становилось мягче, добрее.

— Спасибо, Андрей, — тепло сказал он.

— За что?

— За то, что веришь в меня.

4

Я попросил остановиться напротив Инженерного замка. Мы обменялись крепким рукопожатием, договорились на той неделе созвониться и снова повидаться. «Волга» укатила по Садовой улице. За ней волочился грязноватый дымно-снежный хвост. Слышно было, как ошметки смерзшегося снега ударяются в днище и крылья. Двадцать лет, говорит, не ездил на общественном транспорте... А как же все другие? Я помню, как он, молодой, розовощекий, приезжал ко мне на Московский проспект (я тогда с женой Лией жил там в девятиэтажном доме), и тоже на черной «Волге», только без антенн. Тогда Алексей работал в горкоме ВЛКСМ.

Избаловались наши чиновники! «Волги», распределители, закрытые лечебницы, санатории. У них свой мир, ничего общего не имеющий с миром рядовых граждан. Говорят с трибун одно, а живут по другим законам. И кто эти таинственные законы придумал для них? Скорее всего, сами для себя придумали. «Черт с ним, пусть в стране жрать нечего, у нас-то все есть! — наверное, рассуждают некоторые из них. — И мы не отдадим свои привилегии никому!» И пока не отдают. Держатся за свои черные «Волги», пайки, спецполиклиники, санатории...

Только придет и этому конец. Ладно бы польза какая ни на есть была от этой многомиллионной армии чиновников-бюрократов, так, если верить газетам, кругом один вред для народа...