Карусель

Сидеть и смотреть на глупых голубей — они все еще ходили по кругу — показалось мне бессмысленным. Колонны бывшей Александринки мягко светились, двумя оранжевыми пятнами выделялись афиши. Солнце вызолотило половину памятника императрицы, другая половина скрывалась в тени. Ржавый, будто изжеванный лист с тихим шорохом пересек дорожку. Взъерошивший перья на раздутой шее сизарь подскочил к нему и клюнул. Видно, голубка не поверила, что это несъедобно, и тоже долбанула маленьким клювом лист. Полная молодая женщина в толстой светлой куртке с полосами на рукавах прокатила мимо коляску на рессорах со спящим младенцем. Сзади вздувшиеся треугольные рукава куртки, расширяющиеся к плечам, напоминали крылья, которые вот-вот развернутся и унесут женщину в пепельное прохладное небо. Вместе с коляской.

Я часто поражался изгибам современной моды: то все в обтяжку, то наоборот, все широкое, просторное, то в моде нейлон, капрон, то изделия из натуральной кожи, а теперь все с ума сходят по хлопчатобумажной одежде. В крупном универмаге я видел австрийские куртки, мало чем отличающиеся от отечественных бесформенных стеганок образца 1941—49 годов. Только те были на пуговицах и стоили пустяк, а эти — на молнии и цена двести пять рублей! Про джинсы я уж не говорю, простые бумажные брюки с байковой подкладкой красуются на витринах магазинов по цене 100 рублей!

— Что делать-то будем? — вырвалось у меня.

Ирина, стряхнув с себя глубокую задумчивость, посмотрела на меня. Рот у нее маленький, розовый, с полными губами. На лице ни одной родинки — редкое явление. И вообще Ирина Ветрова сегодня мне казалась не женщиной во плоти, а воздушным призраком. Закрою глаза, отвернусь — и она исчезнет.

— Я — в институт, — произнесла она. — Обеденный перерыв давно кончился, а я сижу...

Я уже пожалел, что задал вопрос. Пусть бы и сидела еще рядом со мной, а теперь вот вспугнул. И чтобы опять не получилось, как в прошлый раз, я уверенно заговорил:

— Вы заканчиваете в шесть?

— В пять...

— Я встречаю тебя у выхода. И мы... — я запнулся: что я вот так сходу мог предложить ей? Пригласить к себе музыку послушать? Может обидеться, и тогда опять наши пути разойдутся... Навязаться к ней в гости? Вроде бы неудобно. Тогда что, что? И тут меня осенило...

— Мы пойдем в зоопарк! Там, говорят, жирафа родила жеребенка, то есть жирафенка...

Она недоуменно взглянула на меня:

— В зоопарк? Я там вечность не была...

— Или в цирк! — продолжал я с подъемом, вспомнив, что зоопарк вроде бы закрыт на ремонт.

— А что, у нас нынче День зверей? — улыбнулась она.

— Ирина, я не знаю, куда тебя пригласить, — признался я. — Или фантазия отказала, или...

— Или просто в осенний вечер нам некуда пойти, — прибавила она.

— В «Молодежном», на Садовой, идет польский фильм «Новые амазонки», — вспомнил я. — Сходим?

— С удовольствием, — сразу согласилась она. — Я слышала, что это отличный фильм.

Она поднялась со скамьи, рассеянным взглядом окинула Невский и, кивнув мне, уверенно направилась к красной «восьмерке», приткнувшейся к самому тротуару. Вознамерившийся было ее проводить, я невольно отстал, все еще не веря, что «восьмерка» с тупым, будто обрубленным задом и разноцветными фонарями ждет ее. Но Ирина Ветрова подошла к машине, открыла дверцу. И тут я вспомнил, что не знаю, где находится ее институт.

— Ира-а! — заорал я так, что на меня оглянулись несколько прохожих. — Где твой институт?

Она оглянулась — рука ее еще держала ручку дверцы, а стройная длинная нога в высоком сапоге уже была внутри, — посмотрела на меня, чуть нахмурив высокий белый лоб, и, помедлив, ответила:

— На Владимирском, такой серый дом с двумя башенками...

«Восьмерка», насмешливо помигав мне левым задним фонарем, влилась в поток машин, а я все еще стоял столбом на тротуаре и смотрел вслед. Меня толкали прохожие, постепенно оттеснили к площади Островского. Екатерина Вторая насмешливо взирала с высоты своего бронзового пьедестала, да и знатные вельможи у ее складчатой юбки посмеивались... А перед моими глазами все еще маячила голова водителя «восьмерки» в синей шапочке с длинным козырьком и надписью «adidas». Кто это? Ее коллега по институту, который назвал ее «синим айсбергом»? Или влюбленный в нее заведующий лабораторией? Какой-нибудь доктор технических наук?..

Возвращаясь пешком домой, я подумал, что у красивых женщин всегда много поклонников и угадать, кто так терпеливо, не напоминая о себе, дожидался у тротуара Ирину Ветрову, было бы просто невозможно. Да и что я знаю о ней? Ну почему все у меня происходит с женщинами так трудно? А я-то, дурак, уже вообразил, что сам Бог нас нынче свел с Ириной Ветровой... «Все было бы очень просто в нашем мире, Андрей Волконский, — обратился я с короткой речью к себе, — если бы мы могли красивых женщин легко, без борьбы завоевывать... Придется и тебе, дружочек, побегать, попереживать, постоять на углах улиц и в подъездах домов, дожидаясь, пока она выйдет с опозданием этак минут на сорок, да и с ее поклонниками, пешими и моторизованными, тебе придется смириться...»