Карусель памяти

Она все еще испытывала неловкость от обмана, когда села в свой автомобиль и вырулила на шоссе. Ей не стоило бы втягивать сюда Амелию. Впутав Амелию в эту историю, она поставила себя в такое положение, как будто в свиданиях с Рэнди было что-то преступное.

А в этом ничего дурного не было. Ей бы хотелось рассказать Джону, что Рэнди не был причиной ее проблем. Скорее, в каком-то смысле, он по непонятным причинам стал средством от них. Подобные тайные встречи не могли, однако, стать нормой. Ей нужно будет найти способ от случая к случаю проводить время с Рэнди, не обижая при этом Джона.

Рэнди спросил ее, не сможет ли она приехать за ним на своей машине, его была в ремонте. Она двигалась в направлении ряда многоэтажных домов в Маклине, чуть в стороне от небольшого театра, и въехала прямо на площадку перед домом номер 167. Автостоянка была хорошо освещена, и она могла великолепно разглядеть дома. Рэнди сказал, что они были построены только пять лет назад, но их фасад из старого кирпича придавал им мягкий, умудренный опытом вид. Номер 167 стоял полностью освещаемый светом одного из фонарей автостоянки. Дом, выстроенный из кирпича, ставшего от времени белым. Ставни были черными, а дверь – красная. Вечнозеленые кусты азалии окружали небольшой садик у фасада, и ей стало интересно, какие же цветы распустятся здесь весной.

Она уже поднялась по ступенькам крыльца и готова была поднять медный дверной молоток, когда Рэнди отворил дверь.

– Почти готов. – Он улыбнулся. – Входи.

Она вступила в небольшую гостиную, уютно обставленную тяжелой темной антикварной мебелью.

Она сняла пальто, и он порывисто обнял ее рукой. Борода мягко коснулась ее щеки.

– Давно тебя не видел, – сказал он. – Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо. – Она улыбнулась, почувствовав себя защищенной, чувство, которого она не ощущала с тех пор, когда в последний раз была в его объятиях.

– Я буду через минуту, – сказал он, направляясь к лестнице. – Чувствуй себя как дома.

Она уселась на плюшевую, заваленную подушками софу, и осмотрела комнату. Черный с бежевым восточный ковер почти закрывал пол из твердой древесины. В углу около камина возвышался огромный темный письменный стол-бюро с убирающейся крышкой, открытой так, что виднелись множество ящиков и полочек, и отделений. Все бумаги были аккуратно сложены в стопки. Фактически, несмотря на разброс стиля мебели и тканей, в комнате царил порядок.

Стены были плотно увешаны картинами, в основном пейзажи вокруг реки Гудзон с темными и притягивающими взгляд образами густых деревьев и темной воды. Однако на каминной полке стояло несколько определенно недавних фотографий в современных рамках. Клэр подошла к камину. Две из фотографий изображали одного и того же мальчика – без сомнений – Кэри. Одна была снята, когда ему было шесть или семь лет, другая – девять или десять. У него были синие глаза, как у Рэнди, и натянутая улыбка. Третья фотография – семейный портрет, который она привезла ему из комнаты Марго. Однако он был в другой рамке – медной, согретой коричневым тоном фотографии. Изображение неуклюжего черноволосого мальчика, стоящего на расстоянии от своей семьи, заставило ее улыбнуться с нежностью, которую она не чувствовала с тех пор, как видела эту фотографию в последний раз.

Они болтали о танцах по дороге в «Замок» – клуб, который, как он говорил, они с Льюэн однажды посетили в Розлине. Он сказал, что всегда любил танцевать. Это в нем говорила любовь к сцене. Однако Льюэн предпочитала почти всегда какой-нибудь иной род развлечений, и поэтому они редко ходили на танцы.

Танцевальная площадка была большой и свободной, и музыку обеспечивал ди-джей, который проигрывал исполняемую на электронных инструментах смесь Глена Миллера, Эрика Клэптона, Билли Рэй Цирус и какую-то неузнаваемую и громкую музыку в стиле «диско». Рэнди научил ее танцевать техасский ту-степ и несколько других танцев, которые были изобретены или же переделаны за последние двадцать лет.

Он не обманывал насчет того, что ему нравится показная сторона танцев. У Рэнди совсем не было комплексов, и после нескольких моментов стеснения и замешательства Клэр позволила вовлечь себя в ту свободу движений, которую он предлагал ей на танцевальной площадке.

По мере того, как вечер близился к концу, музыка постепенно становилась все медленнее. Свет померк, а танцоры все меньше уделяли внимания фигурам танца, а больше – друг другу. Рэнди вел ее в медленном танце по площадке, но в его прикосновениях не было никаких намеков, никакой настойчивости, и это было большим облегчением для нее, позволяло ей расслабиться. Он держал ее руку у своей груди, но не гладил пальцев и не сдвигал свою другую руку вниз по спине. Однако так приятно быть в руках мужчины, так, как делал это он. Двигаться. Стоять. Она не хотела, чтобы он ее отпускал, и почувствовала разочарование, когда этот момент был прерван разговором.

– Давай спросим, нет ли у диск-жокея «Позволь мне называть тебя любимой»? – сказал он.

Она не могла понять, не играет ли он с ней.